Апельсиновый вереск. Дорога возврата

Этери Фэрнсби былавидящей. Изначально этот дар был передан ее бабушке от богини Дану, чтобы та смогла видеть проявление волшебства. Дану хотела защитить Елену. В последствии дар перешел к Этери. Но не так давно девушка поняла, что видящая не всегда видит волшебство или чувствует магию. Нет. На самом деле она может увидеть все, что пожелает. И сейчас Этери проваливалась в воспоминания хьенда Баррада. В его самый ужасный кошмар.

В маленьком бревенчатом домике пахло жженой соломой, лесной свежестью и железом. Под длинным деревянным столом, словно прячась от всего мира, сидел маленький мальчик. Его светлые волосы касались плеч и были длиннее, чем нужно. В больших зеленых глазах стояли слезы и сквозил страх. Он прижимал колени к груди и дрожал. Из открытого окна где-то на улице слышались чудовищные крики, а в доме — раскатистый высокий смех существа, сидящего на оконной раме. Оно было небольшим. Ростом чуть меньше мальчика, с рыжими короткими вихрями, круглым серым лицом и большими глазами без радужки. Существо было одето в наряд, сшитый из листвы, шишек и травы. Из его спины росли тонкие полупрозрачные крылышки. Оно смеялось настолько пронзительно громко, что перекрывало крики людей.

Мальчик неотрывно смотрел на то, как его мама и папа медленно убивают друг друга. Посреди домика рядом с печкой стоял невысокий, коренастый мужчина. Его лоб покрылся испариной, а по изрезанным щекам текли слезы. Он сжимал в руке затупленный топор с деревянной рукоятью. Напротив него стояла очаровательная женщина с длинными светлыми, как солнце волосами, собранными в косы, светло-зелеными глазами, словно два ограненных изумруда. Она была из того типа женщин, которые могли за себя постоять. Но не в этот раз. Она кричала и плакала, из ее груди вырывался животный вой. Ее округлый живот пересекала рваная рана. Кровь заливала пол, впитываясь в сосновые доски. Обе ее руки сжимали по одному столовому ножу.

Женщина закричала от боли, но не из-за ран. Вовсе нет. Она занесла правую руку с ножом и с размаху вонзила его в грудь мужчины. Второй нож прошелся по его боку.

— Ингрид, — прошептал он и отхаркнул кровь.

— Я не могу. Не могу. Не могу, — дрожа, повторяла она, нанося один удар за другим. Вонзая нож в его плоть снова и снова. — Убей меня, Кристер. Прошу тебя, убей.

— Нет, — прохрипел он, но вопреки своим словам, ударил топором и попал в ее горло.

Маленький мальчик захныкал, выполз из своего укрытия и оказался рядом с мамой. Он дергал ее за подол окровавленного платья, пока его отец плакал и рубил свою жену на куски. А Ингрид, даже умирая, продолжала вонзать нож в сердце Кристера.

Все это продолжалось до тех пор, пока они не рухнули на пол в лужу крови, а их руки переплелись, сжимая друг друга в смертельных объятиях.

Мальчик лег рядом, обняв маму. Его светлая рубашка пропиталась черной кровью насквозь. Он все еще слышал, как повизгивает от удовольствия существо. В тот самый момент от страха ничего не осталось.

Он возненавидел фейри всей душой.

Колени Фонзи подогнулись, и он, обессиленный, и сломленный рухнул в обагренный кровью снег. Этери, склонившись над ним, не разрывала зрительный контакт, сжимая его виски дрожащими пальцами. Она и не заметила, как вся та боль, что он испытал, выплеснулась наружу.

— Не надо, — он не просил. В его глазах стояла мольба прекратить все это. Но Этери не услышала его. Фонзи Баррад вновь и вновь погружался в самое страшное воспоминание. Зеленые глаза вдруг стали мутными, словно болото.

Этери отпустила его, шагнув назад. Она дрожала всем телом. Она не жалела Фонзи, который отравил воду в замке Короля Артура. Не жалела того, кто пообещал Белому Ворону принести сердца своих друзей в обмен на звание. И уж точно не жалела человека, который заковал в кандалы ее дочь и возлюбленного.

Если ей и было кого-то жаль, то только того мальчика. Ребенка, не понимающего, почему его родители терзают друг друга. Мальчика, который хватался за кровавый подол материнского платья, сжимал в объятиях ее мертвое тело, как последнюю надежду. Она могла понять причину возросшей ненависти Баррада, но не простить.

Помутившегося рассудком Фонзи оттащили рыцари. Они заковали его в кандалы, которые еще совсем недавно украшали руки Авалоны.

Этери оглянулась. Снег сиял, отражая поднявшееся на горизонте солнце. Ланселот не выпускал из объятий жену и дочь, а рядом с ними стоял, как и всегда, улыбчивый, радостный Лейн. Хагалаз помог избавиться от цепей всем остальным. Как только кандалы перестали отяжелять руки Тины, девочка рванула к Этери.

— Мамочка!

Девушка рассмеялась, опустилась на колени и, распахнув руки, точно крылья, обняла дочь. Этери гладила малышку по светлым волосам, чувствовала ее тепло, и то темное колючее чувство, вонзившееся в грудь, растворилось.