Апельсиновый вереск. По ту сторону Ареморики

— Давай перейдем на настоящие, — попросила она. Всадница только кивнула. Она не спорила с ней и была на удивление покладистой. Что-то определенно случилось. И это что-то не давало ей покоя. Из-за этого она плакала. Авалона не позволяла себе проявлять сильных эмоций, контролировала каждый вздох, но подсознание не обманешь.

Меч, который Авалона передала ей, все еще был слишком тяжелым. Благодаря усиленным тренировкам Этери удалось удержать его и даже не пошатнуться. Всадница же провернула меч в руке легко, будто бы он ничего не весил. А ведь ей понадобилось много лет, чтобы добиться такой ловкости.

Этери восхитилась.

— Начнем, — кивнула Авалона, сделав выпад.

Первый удар Этери отбила с легкостью. Но чем дальше хэлла продолжала нападать, тем яростнее становились наносимые ею удары. Авалона смотрела прямо, наносила удар за ударом, так, будто бы от победы в их сражении зависела ее жизнь. Всадница ударила, а Этери не успела выставить блок. В итоге острие меча задело ее щеку, оставляя глубокую рану.

— Во имя Создательницы, я не хотела! — испугалась Авалона.

Она вытащила из кармана корсета платок, приложив его к лицу Этери.

— Авалона, — серьезно сказала та, перехватывая ее руку с платком, — у тебя что-то случилось?

— С чего ты взяла?

— Ты плакала ночью, а потом пыталась меня убить.

— Это вышло случайно…

— Слезы тоже? — улыбнулась она. — Я провела с тобой достаточно времени, чтобы понять: ты не плачешь. Никогда. Даже если тебе больно, даже если тебе раздробили кость, ты будешь кричать, ругаться, но не плакать. Что-то по истине ужасное должно случится, чтобы ты проронила хотя бы слезинку. Расскажи, станет легче.

Ее взгляд стал пустым, а спина сгорбилась, словно тянулась к земле.

— Я потеряла друга, — прошептала Авалона, — почему я не могу полюбить? Этери, скажи, почему?

Вопрос всадницы поставил Этери в тупик.

— Я могу чувствовать привязанность и страх за чужую жизнь, хотя именно эти эмоции так долго убивали во мне в Часовых Городках. Я училась чувствовать заново радость и печаль, но не любовь. Им удалось лишить меня того, ради чего люди порой живут. А я? Просто существую?

— Ты защищаешь королевство и тех, кто тебе дорог, — Этери ободряюще сжала ее плечо, — необязательно жить ради любви. Ты живешь ради мира, друзей, улыбок, рассветов. Разве этого мало?

— Конечно, нет, — криво улыбнулась она, — но моя бесчувственность и сухость причиняет боль тем, кто любит меня. А это в сотни раз хуже, чем просто не уметь любить.

Этери открыла рот, чтобы ответить, но в тишину тренировочного поля ворвался громкий перезвон колокола. Авалона напряглась и посмотрела в небо. Через секунду оно озарилось яркими вспышками.

— Началось.

Схватив Этери за руку, она побежала в сторону замка.

— Что началось?

Авалона поджала губы, моментально становясь собранной.

— Война.

На зеленом полу замка, в окружении белоснежных лилий лежали безжизненные тела. Этери замутило. Она схватилась за стену, руку прожгла боль. Ядовитый плющ, она совсем забыла о нем. Одернув руку и с отвращением увидев, как на ладони разрастается огромный красный ожог, Этери поморщилась.

Авалона присела на корточки около мужчины, облаченного в доспехи, и коснулась его шеи. Взгляд всадницы потемнел. Тихо выругавшись, она поднялась, осмотревшись по сторонам.

— Он мертв.

Тошнота в горле Этери усилилась, а горечь почти вышла наружу. Прижав руку ко рту, она спросила:

— Кто мог это сделать?

— Видишь ли, на нем нет ран, ничего, что напоминало бы насильственную смерть. Зато есть пена около рта. Его отравили. Их всех.

В холодных глазах хэллы вспыхнула ярость.

— Медальон, — прошипела она, уподобившись змее, — яд был в медальоне.

— Что?

— Фонзи Баррад отравил воду, выбросив медальон с ядом в лагуну Варга, — она схватилась за голову, — я сама рассказала ему о водоеме. Мне даже в голову не пришло, что он может такое сделать…

Ее голос надломился со звуком последней разбившейся надежды, с оглушительным звоном тревожных колоколов. Авалона всего на мгновение предстала перед Этери настоящей, разбитой и потерянной. Она сбежала из империи, предала идеалы всадников и боялась вспоминать прошлую жизнь. Но, увидев в замке тех, кто был ей дорог, она надеялась на искупление. Фонзи Баррад поступил с ней точно так же, как она когда-то поступила с ними. И это убило в Авалоне последние чувства, которые она с таким трудом остраивала заново.

Всадница выпрямилась. Скорбь и боль исчезли с ее лица. Она жестко усмехнулась, глядя на труп, утопающий в цветах.

— Его ненависть взяла верх. Я была права.

Осторожно огибая тела, они быстро шагали по коридорам, то и дело сталкиваясь с преградами. Разрушенные статуи, порванные гобелены, разбитые витражи… Лишь окно с изображением Лилит осталось целым. Этери внимательно посмотрела в глаза матери, давая ей безмолвное обещание.

Мама не решилась пойти против отца, сбежала, оставляя Приморский край и Ареморику позади. Но Этери Фэрнсби не Лилит Пендрагон, она будет бороться с жестокостью Артура до последнего.