Апофеоз (СИ)

- Саске поглотил запечатанную душу Пророка и получил ровно половину истинной силы. Неуправляемой, безумной силы, с которой сложно управиться даже Создателям. Душа Пророка свята и проклята одновременно. Она хранит невыносимые страдания, муки сердца и разума. Пророк – это боль, и она точно разъедает любую тварь изнутри, постепенно лишая рассудка, испепеляя эмоции и чувства, разрушая и выворачивая все внутренности. Пророк способен иссушить любую душу, и делается это постепенно и медленно. С каждой этой проклятой секундой увеличивается доза эйфории и боли одновременно. Это сочетание невыносимо. Это нельзя пережить. Поглотив Душу Пророка Саске буквально использовал всю мощь этого оружия на себе. И вся сила, данная ему в результате поглощения, никак не могла остановить процесс разъедания его души. Боль была безумной, и необыкновенная сила не могла приносить ему радости, которую он рассчитывал почувствовать и использовать, став тем самым властелином мира, о чем мечтал прежде.

- Но Саске…

- С тех самых пор ему было чуждо всё. Ничего из того редкого, что приносило ему радость, не радовало его, и более того – было отвратно ему. Саске пытался бороться с этой силой, противился ей в одиночестве, однако нервы его сдавали, и рассудок балансировал на хрупкой грани здравого смысла и самого настоящего безумия. Когда он пришел ко мне, то я не сразу смог поверить, что передо мною стоял мой брат. Убитый и сломленный, лишенный всякого смысла жизни. Душа Пророка сделала из него мертвеца, и в глазах его было столько страданий и боли, что я ужасался и не мог вообразить, что кто-то способен вынашивать в своём сердце что-то подобное. Он плакал, стоя на коленях передо мной и рассказывая, как его раздирает изнутри вся та боль; рассказывая о своих неоднократных попытках покончить с собой. Сила, приобретенная с Душой Пророка, сделала из него неуязвимую тварь, которую не способен был убить никто. Запечатанная душа Пророка была запечатана навеки в Саске, обрекая его на вечное гниение, - Итачи тяжело вздохнул, переводя дыхание. - Я был у Люцифера, - с горечью продолжил он, - просил помощи у Михаила, но они были в ужасе от услышанного, отказывая мне. Я молил Господа, но он, однако ж, не замечал меня, или просто делал вид, что не замечает. Ведь я был предателем Небес! Они все боялись его; боялись, что мой брат станет причиной их смерти. И я не мог ни убить своего брата, чтобы облегчить страдания, ни взять их на себя, ни помочь. Ровным счетом ничего, и только черный омут его пустых глаз заставлял меня искать для него спасение дальше. Исправлять ошибки, который он допустил…

- Что было дальше?

- Я разыскал Смерть… - выдохнул он, словно в это мгновение сбросил со своих плеч тяжелый груз. – Никто никогда не познает той горечи и отчаяния, которую испытывал я, совершая тщетные попытки разыскать её. Долгое время я скитался из одного конца мира в другой, убивая самых одаренных, самых талантливых, и наиболее достойных внимания самой Смерти людей. Я убивал одного и тысячи одновременно, стирал с лица земли целые города, порождал войны, устраивал массовые побоища. Но Смерть не являлась мне. Она ускользала от меня, словно вода сквозь пальцы, игнорируя и избегая меня. Она знала о моём горе, знала о той участи, что постигла моего брата, но Смерть была разгневана и зла на нас, и не желала вести со мной разговор. Единственный верный выход я видел в своей собственной смерти. Я не сомневался, что за мной она придет лично – за Древним могущественным Падшим Ангелом, который столь долгое время преследовал её. Тогда бы я попросил исполнить мою последнюю волю и избавить брата моего от страданий. И перед самым моим прыжком в бездну, что в итоге принес бы мне вечный покой, Смерть явилась мне и остановила, не позволив совершить глупость. Она явилась мне ребенком с огненно-рыжими волосами. Должен признать, что даже от меня она так умело скрыла свой истинный облик. После долгих уговоров и унижений Смерть согласилась помочь моему брату. Она вытащила из него Пророка и вновь запечатала его в человеческой плоти. С тех самых пор, мы с братом более не видели ни Смерти, ни Пророка, и честно говоря, с отвращением принимаем мысли о том, что можем их еще когда-нибудь встретить…

- А что было затем с Саске?

- Память о тех страданиях и боли осталась, и та дыра в душе, что образовалась, более не заживала и не затягивалась, подобно остальным ранам на теле обычного человека. Он помнит всё, но никогда об этом не говорит. Утверждает, что потерял воспоминания о былом, но я-то вижу в его глазах необузданный страх и ужас, с которым он не может справиться по сей день. Саске боится, просто прячет это глубоко в себе, не желая делить этот груз с кем-то еще…

- А сила?