Апокалипсис: катастрофы прошлого, сценарии будущего

В течение 1917 года вооруженное насилие вошло у российских политиков в привычку. «Великая и бескровная» Февральская революция началась со стрельбы правительственных войск в народ. Летом вооруженные отряды большевиков впервые попытались взять власть, но были рассеяны войсками, оставшимися верными Временному правительству, осенью Корнилов пытался устроить военный переворот, а потом большевики захватили Зимний. С фронта тянулись эшелоны с вооруженными дезертирами, промышлявшими грабежом и порой захватывавшими целые населенные пункты. На их усмирение посылались войска. Те иногда разгоняли бандитов, а иногда переходили на их сторону. На окраинах возникали сепаратистские республики со своими вооруженными формированиями, которые тоже были не прочь пострелять и пограбить. Для защиты от бандитов на местах создавались отряды самообороны, которые тоже нередко предавались разбою. Регулярная армия тем временем стремительно разлагалась, солдаты непрерывно митинговали и время от времени убивали офицеров. Словом, россияне активно истребляли друг друга, хотя никакой гражданской войны еще не было.

Вскоре после прихода большевиков к власти в стране развернулись настоящие военные действия, но до масштабной гражданской войны было еще далеко. Уже в ноябре 1917 года красногвардейские пушки обстреливали Кремль, где засели юнкера, не признававшие советскую власть. На помощь юнкерам были двинуты части, верные Временному правительству, и начало гражданской войны казалось неизбежным. Но большевики быстро разгромили юнкеров, и войска остановились. Штаб-ротмистр Сергей Новиков, служивший в бригаде, двинутой в помощь юнкерам, вспоминал, как на станции Гжатск перед его солдатами явился агитатор, объявивший о том, что юнкера разбиты: «Присутствовавшие на митинге солдаты бригады стояли молча, потупив головы… Теперь вопрос уже шел не о подавлении восстания, а о свержении большевиков, захвативших власть. Солдаты нашей бригады, видимо, колебались. Положение офицеров тоже было затруднительным». Наконец из ставки пришел приказ главнокомандующего, генерала Духонина, отменивший поход на Москву, и начало гражданской войны было отложено, поскольку армия оказалась морально не готова ее развязать.

В другой раз гражданская война чуть было не началась в январе 1918 года, когда большевики двинули войска на Киев, где правила Центральная рада Украины. Однако войны не случилось из-за того, что украинскую независимость было некому защищать. Деятель рады Дмитрий Дорошенко вспоминал: «Когда со стороны Бахмача и Чернигова двинулись на Киев большевистские эшелоны, правительство не могло послать для отпора ни единой воинской части. Тогда собрали наскоро отряд из студентов и гимназистов старших классов и бросили их – буквально на убой – навстречу прекрасно вооруженным и многочисленным силам большевиков. Несчастную молодежь довезли до станции Круты и высадили здесь на «позиции». В то время, когда юноши (в большинстве не державшие никогда в руках ружья) бесстрашно выступили против надвигавшихся большевистских отрядов, начальство их, группа офицеров, осталось в поезде и устроило здесь попойку в вагонах; большевики без труда разбили отряд молодежи и погнали его к станции. Увидев опасность, находившиеся в поезде поспешили дать сигнал к отъезду, не оставшись ни минуты, чтобы захватить с собой бегущих».

В конце 1917—начале 1918 года войска, верные большевикам, передвигались по всей стране и более или менее мирно брали под контроль регион за регионом. Не сдавался только казачий Дон, которым правил атаман Каледин, не собиравшийся подчиняться большевикам. Здесь-то и возник очаг сопротивления, переросший в полномасштабную гражданскую войну.

«И зачем эту сволочь набрали?»

В начале 1918 года воевать в России было практически некому. Старая армия полностью разложилась, а новая, Красная армия еще не успела сложиться. Особо уполномоченный Совнаркома в Архангельске Михаил Кедров впоследствии вспоминал о тех днях: «Прием добровольцев шел крайне туго. Крестьяне не знали и не понимали задач Красной армии… К новой армии они чаще всего относились с полным безразличием, а нередко и с явным враждебным чувством… Добровольцем в Красную армию шел обычно человек, которому терять было нечего… Оказалось, что в общем приблизительно на 60 % армия состоит из инертной массы крестьян, привлеченных в ряды ее голодом, 10 % составляли коммунисты и левые эсеры и 30 % падало на случайный элемент авантюристического характера, иногда с уголовным прошлым… Дисциплина отсутствовала. Одно упоминание о ней вызывало резкий отпор со стороны красноармейцев, отождествлявших ее с царским режимом».