Апокалипсис отменяется

Наконец Танака громко хлопнул себя по лбу и молча вылетел из командного центра. Я успел заметить, как японец повернул в вычислительный зал. Еще двадцать минут протекли в молчанье.

– Это отражение, – прозвучало от дверей подобно раскату грома. Люди синхронно вздрогнули и обернулись.

Такеси с ворохом распечаток прошествовал по комнате, кипа электронной бумаги хлопнулась на стол.

– Эти пятна, – пояснил он, – соответствуют интенсивности излучения в инфракрасном диапазоне, которое падает на стенки купола. Отражение в низких частотах.

Через два часа картина начала распадаться. Пятна поползли и расплылись, прожилки разорвались. Казалось, сейчас рисунок исчезнет. Однако картина переструктурировалась причудливым образом, на внутренней стороне стекла словно выткали искусный узор. Тут уж выбирать не приходилось. Компьютерщики остановили симуляцию эксперимента в суперкомпе и загрузили машину расшифровкой неведомой символики.

В долину упал первый солнечный луч, а узоры все сменялись узорами. Натужное гудение охлаждения в компьютерном зале возвещает непрерывную работу вычислителей. О’Коннел меряет коридор маршевым шагом, лицо застыло глыбой льда, только перекатываются и играют желваки.

Танака первым покинул вычислительный центр и жестом пригласил всех в конференц-зал. Ученые и вояки выстроились вдоль круглого стола, Такеси в молчании застыл у окна. Взгляд скользит по распечаткам, ученый молча почесывает лоб, в раздумье и нерешительности.

Наконец молвил:

– Поздравляю вас, товарищи! Не знаю, насколько можно считать это «контактом», и вообще – для кого делает свои выкладки эта штуковина… Но то, что мы видим, – это математика. Формулировка известных теорий в особой знаковой системе. Причем сразу по нескольку важных результатов в одном и том же узоре. Час назад квазиорг сформулировал теорему Пригожина о минимуме производства энтропии, что можно считать как-то связанным собственно с сутью нашего эксперимента… То есть, возможно, он обращался к нам… А конкретно в данный момент там обе теоремы Геделя, если вам интересно.

После паузы О’Коннел объявил срочное заседание научного совета, и собравшийся люд начали деликатно выпроваживать из конференц-зала.

Стальной кулак взмыл вверх и с силой обрушился на беззащитную столешницу. Треск разлетелся по залу, по гладкой поверхности побежала глубокая трещина.

О’Коннел грозно засопел, налитые кровью глаза обвели присутствующих. Под его взглядом ученые ощутили, что полковник с радостью порвал бы их на части и спалил напалмом. Кто-то шумно сглотнул, я покосился на звук и обнаружил непривычно бледное лицо Вроцека. Щеки будто присыпаны мукой, а зелень с гребня на черепе поползла, кажется, вниз, заливает лоб. Я тотчас отвернулся, пряча усмешку.

– Ну что? – прорычал О’Коннел. – Вы и теперь будете настаивать на продолжении эксперимента, доктор Кормак?

Полковник зыркнул угрожающе, и Кормак согнулся под тяжестью чугунного взгляда.

– Что вам еще необходимо, чтобы убедить: никакого контроля над происходящим у вас нет? Чтобы эта штука пробила купол и разлилась по всей долине?

Танака откашлялся деликатно и заметил:

– Прошу вас, поспокойнее, полковник. К чему эти эмоции? Вы прекрасно знаете, что в наших силах в любой момент остановить исследования, изолировать систему, прекратить подачу питательных веществ… А при необходимости, даже без вашего военизированного отряда, Институт в состоянии и уничтожить созданное… гм, существо.

Скрипнули подошвы, О’Коннел на каблуках повернулся к компьютерщику, но японец выдержал взгляд и развел руками.

– Да-да, – поддержал я. – Не кипятитесь.

На губах Кормака заиграла робкая улыбка, он послал благодарный взгляд.

Военный шумно втянул воздух, потом его грудь медленно опустилась.

– Хорошо. Я вам верю, – спокойно произнес он. – Но учтите, и у этой веры есть предел. Я, конечно, понимаю, что на пути этой штуковины мощнейшие барьеры и заградительные системы. Но меня очень беспокоит, что потеряна связь со всей техникой внутри купола, а усиливает сомнения тот факт, что никто из вас, господа, не смог предвидеть такого исхода. И еще. В вашем, вот в вашем же докладе, – сказал О’Коннел, указывая на Танаку, – содержится предположение, что еще раньше, последние несколько дней, внедренные в биомассу микроботы могли подавать неадекватные сведения. Ибо они, видите ли, могли стать частью неких обменных потоков внутри «лепешки», а потому транслировать лишь очень специфические данные, справедливые для небольшой области системы. Иными словами, мы видели нечто вроде дезинформации, а реальное положение вещей оставалось для нас загадкой. Если этот ваш квазиорганизм сумел таким образом «ассимилировать» ваши же микроботы…

Танака промолчал. О’Коннел хлопнул ладонью по столу.

– Ладно, – подытожил полковник. – Совет окончен. Пока что от конкретных действий воздержусь, но если что-то стрясется…