Апокриф

Слова эти в публикациях приводились дословно, и Тиоракис легко узнал в кратком пророчестве те самые фразы, которыми он месяц назад предостерегал Острихса от имени мифического «университетского товарища». По техническому хронометражу, выведенному на экран, любой непредвзятый человек мог убедиться, что запись сделана за три недели до ареста.

А в конце короткого предсказания было вот что:

«То, что вы видите эту запись, означает, что я уже арестован, поскольку ее обнародование поставлено в зависимость от самого факта моего ареста.

Я не знаю деталей обвинения, которое будет выдвинуто против меня, и не знаю, какие именно улики будут предъявлены для его доказательства, но прошу всех, кто знает меня лично, или понаслышке, или просто из любопытства следит за событиями, определяя свое отношение ко мне, иметь виду следующее;

Поверьте, я не имею никакого отношения к экстремистским организациям!

Поверьте, предъявленные мне обвинения, являются фальшивкой!

Поверьте, очень нужно, чтобы правда восторжествовала!

Поверьте, это очень важно для каждого из вас. От этого зависит ваше будущее!

Поверьте, пришла пора защитить справедливость и самих себя!

Поверьте, у вас это получится!»

* * *

«Ай, да философ! — мрачно восхитился Тиоракис, прочитав эту, своего рода, формулу психического кодирования. — Я-то считал тебя и вовсе телком, а ты вон какую «козу» всем соорудил!»

Однако почти одновременно из-под газетных строчек всплыло еще одно знакомое имя — Альгема Лисс! Это была распечатка ее интервью на телевизионном канале «Новости Континента» (Соединенное Королевство Великой Равнины), который первый пустил в эфир обращение Острихса. Альгема рассказывала, как три недели назад Острихс Глэдди действительно поделился с ней своим беспокойством в связи с полученным им предупреждением насчет возможной провокации. Источник информации он не назвал, но попросил ее совета. Вот тогда они и решили сделать эту запись. Она, Альгема Лисс, лично выступила в качестве оператора и тут же выехала вместе с отснятым материалом за рубеж, из опасения, что в НДФ, в случае чего, обнародование может быть сильно затруднено или даже невозможно. В том же интервью она высказала мнение, что лично ей знакомый и оказавшийся провокатором Воста Кирик, «или как его там», скорее всего, жив, здоров и отсиживается где-нибудь в полном комфорте…

Вот теперь Тиоракису все стало ясно:

«Вместе решили», — это, конечно, ерунда! — сделал он собственное заключение. — Тут чувствуется рука самой Альгемы, для которой азартная игра против власти — одновременно и профессия, и излюбленное хобби. Но как точно все рассчитала! Между прочим, не уговорила Острихса «лечь на дно» до времени! Не смогла? Возможно, возможно… Но, скорее всего, сама не захотела. Это же такую кашу можно заварить! Такой скандалище! Мечта любого журналиста! Не, правда, молодец! И ведь не куда-нибудь поехала, а в Соединенное Королевство! Совершенно точно знала, что там за это ухватятся и раскрутят по полной программе. Каждому приятно подставить ножку главному геополитическому сопернику… А насчет Восты Кирика… А что? Тоже права, конечно. Ну, Альгема! Ай, молодца-а!»

* * *

Как бы то ни было, в первый же день появления опасного обращения в эфире события покатились, что называется, «как танк с горы», — все ускоряясь и совершенно неудержимо.

Все тогда еще работавшие каналы радио и телевидения, которые хоть в какой-то степени можно было назвать независимыми, в каждом блоке новостей все крутили, и крутили, и крутили сенсационный материал, тем самым все усиливая и усиливая воздействие «заклинаний» Острихса на самые широкие круги населения. Правительственные каналы тоже выступили со вполне ожидаемыми заявлениями, дескать: «провокационные действия зарубежных спецслужб…», дескать, «фактическое вмешательство иностранного государства во внутренние дела НДФ…», дескать, «скандально известная журналистка выступила орудием…», и тому подобное. Однако, против всей силы дара этот лепет, даже если бы он был совершенной правдой, сработать не мог.

В тот же день, к вечеру, у Дома Правительства, у Главной Государственной Резиденции, у тюрьмы, в которой, по слухам, содержался Острихс, стали собираться первые стихийные митинги. К середине следующего дня это уже были многотысячные толпы.

* * *

Что-то сломалось в системе власти. Что-то, не заметное с поверхности, что-то в ее кристаллической решетке, на молекулярном уровне. Так, бывает, проявляется усталость металла. Держала балка сто лет и, казалось по внешнему виду, еще сто лет продержит… а вот на тебе! Рушится неожиданно и в одно мгновение.

Может быть, следовало сразу принять крутые меры? Черт бы с ними: с международным имиджем, с общечеловеческими ценностями и другой подобной дребеденью. Не до жиру. Так пугануть обывателя, чтобы в зародыше убить начинающего просыпаться в нем революционера! Заметьте, в его же, обывателя, интересах!