Аполлинария Суслова

Я надеюсь, что со временем, года через полтора, с Вами увижусь в Париже, это будет возможно.

Прощайте, целую Ваши руки. Ваша Полинька.

Р. S. Я не знаю, где Е. Утин. Верно, Вы знаете, он где-нибудь за границей недалеко от Вас. Я ему должна и хотела послать деньги через Вас, но я Вас завалила поручениями.

А. П. Суслова – Е. В. Салиас // РГАЛИ. Ф. 447. Оп. 1. Д. 21.

Кёльн, 4 января 1866

Милая Полинька, я получила вчера ваше милое письмо и спешу ответить вам. Сперва на вопрос о книге. По-моему, всего лучше прочесть для истории Англии сперва простой учебник, хотя Лоренца, что ли? для голых фактов. А потом взять Маколея. В [предисловии] введении к истории Оранского дома он рассказывает всю почти историю Англии. Можно также прочесть историю Кромвеля Гизо (только она скучна). Впрочем, я ныне спрошу еще. Вот если бы вы по-английски знали, то куча книг. Теперь о вас. Я рада, что вы со своими родными – значит, вас любят, ласкают и балуют, как и следует такую добрую дочь и милую девушку. Рада, что вы не сердитесь, как в Париже, и смеетесь. Но и смех этот грустный, а мне от вашего письма повеяло тоскою. Когда в селах купчихи (вы меня довольно знаете, что я употребляю это слово не как термин презрения, а как выражение, рисующее степень образования) читают «Подводный камень» и другие книги, такие же, говорят о эмансипации женщин и поставляют ее в том, чтобы бегать по свету с любовниками, бросая мужа и детей, – дело плохо. Все это вместе взятое и соединенное ужасно! Бокль, нигилисты, патриоты, естественные науки, разврат, возведенный в принцип; с одной стороны краснокожие, с другой русопеты, с третьей бубошники, с четвертой красные социалисты, а посреди всего женщины, хранительницы семьи, матери-воспитательницы детей, потерявшие голову, в чаду, в невежестве и разврате, которые, сидя по горло в грязи [принимаются за прогресс – то далеко не отрадно], воображают, что они бегут и ловят и поймали прогресс! Что же это такое? Поверьте, это – разложение общества. Оно предшествует всегда катастрофам! Мне было больно, больно читать письмо ваше. Если уж дело дошло до сел, то где же спасение? Неизбежное совершается. И вот она, та Немезида, Полинька, о которой я всегда твердила вам, – это ее появление, это первые мерцания того факела возмездия, который она несет в руках. Я бы хотела ошибаться, но внутри меня крепко убеждение в этом.

Вы хорошо делаете, что хотите держать экзамен. Без него нельзя свободно располагать собою. Что вы пишите о мне и Вареньке Н. – несправедливо. Меня Бог одарил умом, как говорят, а ее наделил тем, что лучше, великим сердцем. Всю великость этого сердца измерить нельзя. Надо в продолжение 12 лет испытать [на себе] все блага, которые сыплятся на того, кто любим ею, чтобы оценить по достоинству, как она умеет любить. Я так любить не умею. Эта безграничная преданность, нежность, бесконечная забота встречаются в жизни весьма редко. Я такой другой не знаю. Если говорят о Рашели, что такие гении родятся один раз в продолжение веков, то поверьте, что такие сердца, чистые и бескорыстно любящие, выходят из рук Божиих еще реже. Они не для этой земли. Я убеждена, что ей именно, по словам Евангелия, суждено войти в Царствие Божие. Блажени чистие сердцем, яко тип Бога узрять[189], сказано будто о ней…

Я помяну вас, Полинька, поцелую мысленно и пожелаю вам всего лучшего. Дай вам Бог полюбить хорошего, честного человека, выйти замуж и воспитать честных детей. Это лучшее для женщины. Жизнь девушкой слишком одинока и, скажу, безрадостна, что бы там ни говорили. Женщине любовь необходима. Не забудьте, что мужчина-холостяк имеет всегда привязанность, связь… Женщина-девушка живет одиноко. Притом женщина создана, чтобы быть матерью, и если у ней нет детей, то всегда жизнь ее отчасти пуста (особенно в зрелые года), а если нет и мужа, то страшно пуста и безотрадна. Я еще не видала девушки пожилой счастливой. Всякая, самая умная и серьезная, жаловалась на одиночество томящее и пустоту, ничем, ни даже науками и искусством, не наполняемую. Но пора кончить. Целую вас от всего сердца. Даст Бог, устроюсь я в Версале и буду звать вас погостить ко мне. Но это все еще в будущем. Пока прощайте. Пожелайте мне спокойствия – оно мне необходимо. Я устала и даже измучилась. Пора отдохнуть, а отдохнуть нельзя, не имея денег, следственно, все приходит к одному: пожелайте сохранить тех, кого я теперь имею и люблю, а денег, чтобы жить, жить без забот. Тогда это спокойствие, это счастье. Но прощайте, целую вас крепко, как люблю.

Е. В. Салиас – А. П. Сусловой // Долинин А. С. Достоевский и Суслова. С. 75–278.