Аполлинария Суслова

Поздравляю Вас, Графиня, с Новым Годом и желаю Вам всего хорошего в Вашем сыне. Нынешний Новый Год я встретила в постели, не раз вспомнила, как проводила этот день год тому назад. Я была больна моей обыкновенной болезнью, только в более сильной степени, чем прежде. Впрочем, перед этим все была здорова. Это несчастное здоровье расстраивает все мои планы. Насчет книг: я читала Историю Англии и Маколея, и Гизо, и Введенского…[202] Теперь читаю Французскую революцию (par Daniel Stem) 1848 года.

Вы говорите, Графиня, выйти замуж. За кого? (Если б даже не мое здоровье и не характер мой скучающий и наводящий скуку, ничем не удовлетворяющийся.) Вы говорите, не нужно искать непременно человека с умом. Это уж слишком демократично, я так далеко пойду. Притом выйти замуж значит связать себя с этим низким, рабским обществом, которое я не выношу. Я своих требований урезывать не могу; что есть – прекрасно, нет – не надо, уступок делать я не могу.

Мне очень жаль, что я как-то невпопад выразилась о Новосильцевой, в один час нельзя узнать человека, но это [?] к тому, что Вы мне ее объяснили.

Евгению Андреевичу передайте мой большой поклон и пожелание всяких успехов. Говорят, он повесть какую-то написал, и я не знаю, в каком журнале, не могу найти и заглавия не знаю. Если найду и прочту, то напишу и пошлю ему критику, прямо непосредственное впечатление свое выскажу.

Прощайте, дорогая Графиня.

Целуюсь с Вами.

Ваша Полинька.

Р. S. Дела судебные и всякие здесь идут по-прежнему[203], невыносимо плохо, целые палаты и канцелярии подкуплены. Разбой, грабежи целыми шайками продолжаются, страшно газеты в руки взять. Я все вспоминаю Ваши слова, что дикая страна, в Китае только возможен такой характер воровства, мщения, судопроизводства и пр.

А. П. Суслова – Е. В. Салиас // РГАЛИ. Ф. 447. Оп. 1. Д. 21.

4 января. Москва [1867]

Дорогая Графиня!

Я уже давно собиралась писать Вам, но разные хлопоты и еще непредвиденные обстоятельства останавливали меня. А об Вас я все знала от Варвары Владимировны Новосильцевой, у которой была несколько раз.

Поздравляю Вас с Новым Годом. Как-то Вы его встретили? По поводу Нового Года я много думала о Вас и вспоминала, как два года назад мы встречали его вместе… Этот Новый Год, т. е. 1867, я проспала, потому что накануне была на одном глупом вечере, где ужасно устала. Впрочем, я была рада, что проспала Новый Год, а то было бы очень грустно. Кроме того, что я тут одна, какая-то ужасная тоска и безнадежность давит меня. Я думала в Москве встретить людей, у меня здесь есть разные знакомые, прежние студенты, а теперь мировые судьи, юристы и прочая. Это-та встреча с людьми, которой я так ждала, и довела меня до такой тоски. Все, кого я встречаю, мужчины и женщины, – необыкновенно мелочны и пусты. Это не потому, чтоб я была особенно строга и взыскательна, мне кажется, что я иногда слишком снисходительна, я стараюсь извинять человеческие слабости, но не нахожу в людях того, во имя чего можно было бы извинять. Всякий раз я возвращаюсь из общества в отчаянии и убеждаюсь, что лучше читать Филаретов катехизис[204], чем рассуждать с моими знакомыми. А ведь некоторых из них называют умными людьми. Умные в самом деле есть, но серьезных, развитых не видно.

Лучше бы я никого и ничего не видала. Я была гораздо счастливее в Иванове. Совершенно одна, с своими книгами, в которых что-нибудь можно понимать и уважать. Но разве можно жить только с книгами и только для книг?

Варвару Владимировну я нашла бодрою и здоровою. Она постоянно, кажется, занята то письмами, то какими-нибудь порученьями своих знакомых, вечно в хлопотах. Жизнь у них в доме какая-то странная: одна сестра в гостях, другая не выходит из своей комнаты, у третьей гости, четвертая куда-нибудь собирается. Все устали и торопятся. Что-то такое нестройное. Варвара Владимировна всех бодрее и здоровее.

Экзамен мой в Университете идет хорошо; я сдала словесный экзамен из истории русской и всеобщей, а последнее время все писала диссертации. Писать можно только в Университете, во время заседания, раз в неделю, и потому это ужасно много берет времени. Я взяла историю на главный предмет, и потому мне нужно писать из нее четыре сочинения. Из остальных предметов я ни о чем не забочусь, так как они даже не будут в моем дипломе, и я не буду иметь права ничего преподавать, кроме истории.