Аполлинария Суслова

Что-то помешало мне продолжить письмо, которого начало Вам посылаю. С того времени я несколько раз принималась писать Вам, пробовала объяснить мое положение, чтобы просить Вашего Совета, но письма выходили нескладны, непонятны, даже странны. Нужно было или ничего не говорить или писать все. В последнем случае вышло бы не письмо, а повесть, даже целый роман. Теперь вся эта история относится к прошедшему, хотя развязка еще не настала, но я знаю, как поступить в том или другом случае. Мне было много, очень много искушений. В продолжение лета я раз двадцать собиралась уехать к родным, где меня ждала самая бессодержательная жизнь без будущности и надежды, или решалась на отчаянные меры, просто готова была броситься в какой-нибудь омут. Я даже удивляюсь теперь, как вышла невредимой из всех искушений при моей наклонности все преувеличивать и всем увлекаться и при действительном одиночестве и безнадежности. Я так много страдала, что, если б даже сделала ошибку, Вы, верно, простили бы меня, хотя я на это нисколько не рассчитывала. Как человек живой, при всей Вашей строгости, Вы понимаете все. Я была близка к падению, замаскированному очень ловко, но кого мне нужно было обманывать, если мое сердце чувствовало ложь и не удовлетворялось[229]. Дело в том, что я понравилась и полюбила человека, который вызывался не только поправить мои дела, но и открыть мне новую дорогу, какую только я могла желать…

Последнее время я много слышала порицаний моей идеальности и уверений в том, что в жизни человеческой все очень обыкновенно, особенных прелестей нет и при заявлении больших требований придется остаться ни при чем. Мысль очень старая, может быть, и верная, но такая безотрадная, что лучше довольствоваться ничем.

Вчера я виделась с Варварой Владимировной, и она мне передавала, что Вы обо мне спрашиваете. Мне было так стыдно, когда узнала, что Вы предполагаете, будто я сержусь на Вас. Я Вас заставила первую заботиться обо мне, Вас, больную особу, могу ли я на Вас сердиться. Разве Вы не знаете, что для меня значите? Вы мой авторитет и мой идеал. К тому же Вы одна только и были ко мне добры. Кто знает, сколько мысль о Вас помогла мне удержаться на последнем пути, хотя я никогда не старалась подражать Вам. Но в моей натуре есть нечто родственное Вашей. Я не могла бы сознательно сделать дурного дела, если б даже хотела. В этом я убедилась и потому не ставлю себе в заслугу последнюю победу над собой, так как она была невольная. Ваше здоровье меня беспокоит, потому что Вы сами мало бережете его, но с переменой квартиры Вы, верно, поправитесь. Жаль, что гнездо Ваше разорено. Вы только что устроились по вкусу. Ваши версальские друзья, верно, помогут Вам найти другую квартиру.

На днях я встретила в Кремле Лугинина, он шел показывать своей жене-француженке Грановитую палату. Меня удивило, что он женат и на француженке.

А теперь готовлюсь к экзамену русского языка и словесности с целью преподавания в одном училище (право учить мне выхлопочут), зубрю славянскую грамматику и читаю историю литературы. Да еще занимаюсь немецким языком, потому что предлагают переводы с немецкого.

Летом я переводила, или переделывала, одну французскую книгу, которую нужно было значительно сократить[230]. Работа эта вышла довольно удачно, мне за нее хорошо заплатили и обещали еще давать работу в этом роде. По причине этих занятий я живу в Москве, где мне, конечно, приятнее; но если б не было работы, я не могла бы здесь оставаться, потому что родные мне дают очень незначительную сумму денег, оттого что средства их ограничились.

Отец с матерью живут теперь в Нижнем, там же и брат с женой. Если мне не будет здесь работы или выйдет какая-нибудь неприятность, тогда и я поеду в Нижний. Сестра и зять прожили лето в Нижнем, проездом были у меня и очень просили переселиться к ним, уверяя, что мне будет хорошо. Но я отказалась, обещая обратиться к ним в случае какой невзгоды. Разумеется, это говорилось мной ради приличия. Надеюсь никогда к ним не обратиться. У нас с ней нет даже переписки, так что простые приличия не соблюдаются.

До следующего письма, Графиня.

Целую Ваши руки

Вся Ваша Полинька

Мой адрес: На Пречистенке, в Обуховском переулке, дом Маневской-Маневич.

Р. S. Если Вы нездоровы, не беспокойтесь мне писать. Я не разуверюсь в Вашем добром расположении ко мне, а о Вас всегда могу узнать от Вар. Влад. Но мне Ваше расположение очень дорого, особенно теперь, после стольких потерь и разочарований. Это одно из редких благ, которые мне остались. У меня никого теперь нет близкого по сердцу, кроме отца и матери, с братом мы хороши, но у него свое семейство, жена его месяца через три родить будет.

Варвара Владимировна, кажется, в очень хорошем расположении духа.

Барыни и барышни московские заняты будущим женским университетом[231] и приготовительными к нему курсами; разговоров по этому поводу очень много, но я не участвую в этих разговорах, предпочитаю скромно прочитывать дома хорошие книги.

А. П. Суслова – Е. В. Салиас // РГАЛИ. Ф. 447. Оп. 1. Д. 21.