Аполлинария Суслова

В те самые лето и осень 1867 года, когда она, провалив в Москве экзамен, снова вернулась в Иваново, где ее ждали одни книги («в Иванове мне ужасная скука, я буквально никого не вижу»), Достоевский начал сочинять роман «Идиот», наполнив его бешеной и страстной любовью-ненавистью, которую вызывала к себе инфернальница Настасья Филипповна…

Той самой зимой 1869/70 года, когда Аполлинария, в один день утратив все, чего сумела достичь трудом нескольких лет, бросалась из города в город и нигде не находила себе места, Достоевский начал работу над «Бесами»; в черновиках к роману он дважды процитировал роковое письмо Аполлинарии со словами: «Ты едешь немножко поздно…», «отдав» эти слова гордой барышне и красавице Лизе Тушиной.

Подтвердить документально, что Суслова догадывалась, будто именно ей обязаны своим существованием мучительницы и инфернальницы Достоевского, к сожалению, нечем. Более того, есть основания предполагать, что она об этом и не подозревала: она просто видела себя по-другому.

В 1928 году А. С. Долинин издал вместе с «Дневником» А. П. Сусловой повесть «Чужие и свои», которая вместе с другими ее рукописями поступила в архивы в 1918 году.

Рукопись не датирована, но, по-видимому, А. П. Суслова начала работу над ней сразу после итальянского путешествия, записывая текст в тоненькую тетрадку с черным коленкоровым переплетом, точно такую же, как и ее первая тетрадка с началом «Дневника».

В повести «Чужие и свои» А. П. Суслова дает собственную художественную версию ее романа с Ф. М. Достоевским.

Ни А. С. Долинин, ни другие исследователи, интересовавшиеся темой «Достоевский и Суслова», не обращали внимания на эпиграфы к повести. Между тем их три.

Первый – поговорка «Что с возу упало, то пропало» – первоначально использовался автором повести как заголовок. Третий – цитата из неназванного частного письма: «Чувство овладевает всем человеком, оно ревниво делится частью даже жизни» – дважды повторялся на страницах черновика.

Самым многозначительным, однако, был второй эпиграф. Дважды – первый раз карандашом, второй раз чернилами – Аполлинария записывает на внутренней стороне обложки три строки по-итальянски (она начинала учить итальянский язык перед поездкой в Италию и здесь цитировала текст, скорее всего, по памяти):

Io non so ben ridir com’io v’entrai,
tant’era pieno di sonno a quell punto
che la verace via abbandonai.

Не помню сам, как я вошел туда,

Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа.

(Перевод М. Лозинского)