– Сложно сказать, так сразу и не выберешь: если вспомнить, сколько отверстий в человеческом теле и как глубоко можно в них залезть… – Гленн сделал паузу и подмигнул репортеру почти как Уолли. – А теперь ваша очередь: какое обследование было бы самым неприятным лично для вас?
Зал разразился хохотом, Гленн очень кстати (и очень привлекательно) зарделся и сел обратно в кресло.
Даже Ширра был вынужден сдаться:
– Я думаю, он ответил за всех нас, – сказал он.
А теперь, в начале 1965 г., на этапе планирования полета «Джемини-7», врачи имели в лице Фрэнка Бормана и Джима Ловелла многообещающие лабораторные образцы, на которых намеревались поэкспериментировать всласть. На две недели в космос еще никто не летал, а это значило, что задолго до начала полета врачам требовалось снять беспрецедентное количество показаний, чтобы иметь четкую картину изначального состояния организма. Борману и Ловеллу пришлось заново вытерпеть множество отвратительных процедур, которые они проходили перед зачислением в астронавты: заборы крови, впрыскивание контрастного вещества, электроиглы, центрифуга, электроэнцефалограммы, электрокардиограммы, электромиограммы…
Особый, почти навязчивый интерес врачи испытывали к проблеме сохранения кальция в организме. Если человека отправить в космос надолго, то скелет вдруг окажется не у дел (ведь без гравитации ему не нужно поддерживать тело) и он перестанет тратить силы на сохранение костей в функционирующем состоянии. Усваиваемый с пищей кальций, который обычно идет на укрепление костной ткани, напрямую выводится из организма.
Задуманный эксперимент поставили с тщательностью, доведенной почти до абсурда. Оба астронавта должны были собирать и сохранять каждую каплю мочи и каждый грамм кала, выделенные в течение девяти предстартовых дней, 14 суток полета и четырех дней после приземления, и затем вручить все это врачам. Этого, впрочем, все равно казалось недостаточным, так что перед полетом медики намеревались собирать еще слезы и пот. После этого Бормана и Ловелла, раздетых до белья, нужно поставить в низкий бассейн и поливать дистиллированной водой, после чего собрать и проанализировать каждую каплю на наличие кальция. Перед полетом и после него нужно в конце каждого дня сохранять и отдавать врачам нижнее белье – нестиранное, разумеется. Из него планировалось извлечь для анализа пот из самых интимных частей мужского тела, впитавшийся в ткань за 18 часов или около того.
Кровяное давление, устойчивость, пульс, дыхание, острота зрения – все это тоже предстояло исследовать до полета и затем периодически во время полета. Оценка зрения, впрочем, была связана с затруднениями. В небольшой кабине, рассчитанной на двоих, невозможно разместить проверочную таблицу на нужном расстоянии. Но даже в более просторной кабине у врачей все равно оставались бы сомнения, честно ли астронавты проводят проверку: а вдруг пилоты не скажут правды насчет ухудшившегося зрения, вдруг будут опасаться, что их вернут на Землю досрочно?
Поэтому никаких проверочных таблиц на борт решили не брать. Вместо этого в Техасе, недалеко от Ларедо, наземная служба НАСА должна была сгладить и разровнять восемь участков грунта – квадраты со стороной около 600 м каждый – и заполнять части квадратов белым пенополистиролом и темным дерном. Астронавтам, пролетающим над объектом, предстояло описать получившийся черно-белый узор, который могли бы менять между прохождениями корабля над Ларедо. С такой таблицей уж точно не сжульничаешь!
А под конец врачи захотели невозможного.
– Если вам придется жить в космосе две недели, то лучше заранее потренироваться на Земле, – заявил один из врачей.
– Мы и так половину времени проводим на тренажерах, – ответил Борман.
– Всего по несколько часов за один раз, – возразил врач.
– Мы можем и увеличить время, – сказал Ловелл, и Борман согласно кивнул.
– Это да, – ответил врач. – Но мы предлагаем имитировать полный срок, все две недели, с начала и до конца. Чтоб уж наверняка.
Борман не поверил своим ушам.
– Вы хотите, чтобы мы две недели пролежали в плоских креслах? В нормальной земной гравитации? Без перерывов на поход в душ?
– Ну… да, – подтвердил врач.
– Вы что, спятили? – рявкнул Борман.
На это врачам не нашлось что сказать: если бы ответ существовал, они бы непременно его огласили. Волей Бормана как командира экипажа эксперимент был благополучно вычеркнут из списков.
Если что-то и облегчало Борману мысль о том, что ему придется торчать две недели в гофрированной жестянке по имени «Джемини-7», то это перспектива провести время с Джимом Ловеллом.