«Аполлон-8»

Борман согласился, положил трубку и тихо пересказал Сьюзен и сыновьям то, что услышал от Слейтона. Семья торопливо собрала вещи и вернулась в Хьюстон. Даже не подъехав к собственному дому, они остановили машину на противоположной стороне улицы у дома Уайтов, едва найдя место для парковки среди спортивных машин астронавтов и правительственных седанов, уже заполонивших обочины. Борманы без стука вошли внутрь – стучать в дверь сегодня не требовалось, как и в любой день, когда астронавт был в космосе, а семейный дом постоянно полнился теми, кто пришел поддержать и ободрить, раздать гостям кексы и бутерброды с кофе, а вечером предложить им запеченное мясо, картофельный салат и виски. В те радостные и суматошные дни любой мог легко переходить от восхищения к ужасу и обратно, балансируя между этими чувствами до благополучного приводнения корабля.

Сегодня здесь царил один ужас. Случилось то, чего всегда боялись, и по людям в комнате это было видно: осунувшиеся лица с пустыми глазами, подавленность и глубокое горе. Сьюзен бросилась к Пэт, окруженной женами астронавтов, и они обнялись, как сестры. Борман присоединился к кружку пилотов, где обменивались мрачными кивками и шепотом произносили соболезнования. Правительственные чины стояли отдельной группкой и вели разговор на тихих многозначительных тонах, предназначенных для важных дел. Они обсуждали похороны – и, насколько мог слышать Борман, именно об этом со Сьюзен говорила Пэт, когда ей удавалось совладать со срывающимся голосом.

Уже было решено, что всех трех астронавтов в течение ближайшей недели похоронят на Арлингтонском национальном кладбище – точно так же, как всего три года назад хоронили Джона Кеннеди. Для астронавтов это была заслуженная честь, разве что Эд Уайт и слышать не захотел бы об Арлингтоне, и никакие параллели с Кеннеди этому бы не помогли. Как и его отец, Эд Уайт окончил Вест-Пойнт и неоднократно заявлял Пэт, что раз уж он выучился военному делу в академии и там же получил звание, то и покоиться должен там же, коли ему придет черед погибнуть ради космических успехов. И все же Вашингтон решил устроить общие похороны для всего экипажа: так будет правильнее, особенно если учесть, что на похоронах собирается присутствовать президент Джонсон.

Сьюзен отозвала Бормана и рассказала о проблеме. Пэт умоляла его что-нибудь сделать. Фрэнк кивнул.

– Эд будет похоронен в Вест-Пойнте, – пообещал он Пэт.

– Но ведь говорят, что нужно организовать только одну похоронную церемонию, – возразила она.

– Будет две, – ответил Борман.

Он подошел к чиновникам из правительства, попросил телефон протокольного отдела, откуда они прибыли, и нетерпеливо набрал номер.

– Это Фрэнк Борман, – дождавшись ответа, доложил он. – Я сейчас в доме Эда Уайта. Его семья хочет, чтобы его похоронили в Вест-Пойнте.

Чиновник начал было возражать и объяснять, что распоряжения о похоронах в Арлингтоне уже отданы.

– Мне нет до этого дела, – заявил Борман. – Эд будет похоронен в Вест-Пойнте, так хочет семья. Идите и организуйте это, потому что будет так.

Он швырнул трубку с такой силой, что она задребезжала.

Борман прибыл на следующее утро на мыс, как было приказано, не забыв взять с собой парадную летную форму. Позже на неделе его ждала поездка в Вест-Пойнт, где ему предстояло нести гроб своего друга.

* * *

Вскоре после того, как Борман прибыл на мыс Кеннеди, он побывал на стартовой площадке и забрался внутрь искореженного «Аполлона». Корабль по-прежнему торчал на верхушке ракеты, которая теперь никуда не собиралась лететь, и издалека, при определенном освещении, ярко-белый призрачный корабль выглядел так, будто ему вот-вот предстоит важный полет.

К этому времени тела уже вынесли и отвезли на патологоанатомическое исследование. В исследованиях, впрочем, особого смысла не было: сразу стало ясно, что астронавты погибли не от ожогов, а от удушья. Пламя вспыхнуло слишком резко и не успело сильно повредить ткань скафандров, зато дым и испарения от тысячи плавящихся материалов невозможно было выдерживать долго.

Гриссома нашли на его собственном левом кресле, частично сползшим в сторону Уайта, сидевшего в центре: видимо, в момент гибели Гриссом выполнял свою часть процедуры эвакуации и, наклонившись, помогал Уайту открыть замки люка. Уайта смерть застала за этим занятием в его собственном кресле; одна рука прикрывала лицо, словно он пытался отгородиться от ядовитого дыма, наполнившего корабль. Чаффи тоже оставался в своем кресле; по заданию ему полагалось поддерживать радиопереговоры с Землей на протяжении всей процедуры выхода из корабля – видимо, поэтому его голос и услышали первым.

К тому времени, как Борман забрался внутрь, приборную панель и сиденья уже прикрыли пленкой, чтобы сохранить место гибели в неприкосновенности; позже пленку предстояло постепенно сматывать, когда придет время снимать и изучать аппаратуру – работа непростая и требующая особого внимания.