«Аполлон-8»

Положение всех тумблеров на приборной панели было тщательно сохранено и записано – точно так же, как на пультах в ЦУП. Поскольку состояние любого из проводков могло стать причиной возникновения искры, от которой разгорелся пожар, каждый провод (из тех, что не сгорели и не расплавились) нужно было проследить сквозь весь корабль до начальной точки. И поскольку любой болт, недостаточно затянутый, мог позволить прибору расшататься, а болт, затянутый слишком сильно, мог нарушить соединение, то вращательный момент, необходимый для откручивания каждого из них, следовало зафиксировать с высокой точностью.

Разбор кабины продолжался несколько месяцев. В итоге выяснилась точная последовательность мелких проблем, которых вполне можно было избежать и которые с неотвратимостью привели к трагедии на стартовой площадке.

Ровно в 18:31 ниже кресла Гаса Гриссома в дальней левой части кабины заискрил провод. Он проходил под небольшим багажным отделением с металлической дверцей: ее многократно закрывали и открывали, не замечая, что с каждым движением дверца все сильнее разрушает изоляцию провода, так что в итоге незащищенная медь дала искру. Вспыхнувшая искра спровоцировала возгорание, которое оставалось небольшим всего секунду-другую. Подпитываемое чистым кислородом пламя взметнулось по левой стене кабины, пожирая ткань и сетку для складирования. Этот участок стены был самым неудачным местом для начала пожара, поскольку пламя не давало Гриссому дотянуться до замка и открыть клапан, чтобы стравить высокое давление и замедлить распространение огня.

Пламя, ничем не останавливаемое, продолжало пожирать все, что только могло гореть: бумагу с планами полета, ткань сидений, застежки-липучки, пластик и резину, которые были повсюду. Оно пожирало и скафандры космонавтов, распространяясь от Гриссома до Уайта, который в это время безуспешно сражался с трещоткой и туго закрытым люком. С повышением температуры показания датчиков давления, которые записывались компьютером, выросли от 1,18 до 1,25 атм, затем до 1,4 и через считаные секунды подпрыгнули до взрывоопасной отметки в 2,1 атм. Предел прочности конструкции кабины был превышен, и слабое место пола в дальней правой части кабины стало причиной того, чего боялся человек, крикнувший «Очистить этаж!», – разрыва.

Взрывом разрушило не только обреченный на гибель корабль, но и все тщательно лелеемые планы НАСА по покорению Луны. Страна начала оплакивать астронавтов, пресса принялась выставлять на поругание НАСА, обе палаты Конгресса занялись расследованием происшествия и выпуском ядовитых отчетов. Тому, что НАСА откладывает все полеты «Аполлонов» на неопределенное время, никто не удивился.

* * *

К нормальной работе по расследованию причин катастрофы – то есть к работе на заводе в Дауни – Борман приступил лишь после выяснения обстоятельств случившегося. Назначенный администратором Джеймсом Уэббом и Диком Слейтоном, Борман был главным представителем астронавтов, их «адвокатом». К этому времени уже поздно было отказываться от услуг North American Aviation и начинать с нуля работу с другим подрядчиком. Нужно было реформировать то производство, которое есть.

Борман был здесь не единственным астронавтом: ему даже казалось, что их здесь топчется слишком много. Джон Янг, летавший с Гриссомом на «Джемини-3», и Майк Коллинз с «Джемини-10» разгуливали по заводу с видом генеральных директоров, заглядывали через плечо, изучали производственную линию, рассылали служебные записки всем, кто не отказывался их читать, с требованиями сменить одно и переделать другое, причем непременно в срочном порядке. Некоторые бумаги кто-то читал, другие не читал никто; Борман про себя называл их «янгограммами» и испытывал по отношению к этим документам сложные чувства: смесь уважения, признательности и иногда – раздражения.

Уолли Ширра тоже присутствовал на заводе, но в некотором смысле он не присутствовал там вовсе – по крайней мере, то был не прежний Уолли. В программе «Аполлона-1» он был командиром дублирующего экипажа: случись Гриссому в день трагического испытания схватить насморк, Ширра сидел бы на его месте в левом кресле. А теперь, с гибелью основного экипажа, на «Аполлоне» первым полетит его, Ширры, экипаж – новички Донн Айзли и Уолтер Каннингем. Ширра понял, что ему больше всех есть дело до того, как корабль будут приводить в норму, а это значило, что весельчак Уолли, которого все знали, просто исчез.

– Вы уже зажарили троих в этой железке, – обрушивался он на любого в Дауни, кто противился вмешательству какого-то там астронавта. – Меня вам не зажарить.