Опровергнувши все обвинения язычников и обративши их на них же самих, Октавий приступает к разбору и разъяснению христианских истин, которых касался в своей речи Цецилий. На упрек в безбожии, основанный на том, что христиане не имеют ни храмов, ни жертвенников, Октавий отвечает: «Какой храм Ему (Богу) построю, когда весь этот мир, созданный Его могуществом, не может вместить Его? Стану ли я приносить Господу жертвы и дар, которые Он произвел для моей же пользы, чтобы повергать Ему Его собственный дар? Угодная Ему жертва – доброе сердце, чистый ум и незапятнанная совесть. Посему, кто чтит невинность, тот молится Богу; кто удерживается от обмана, тот умилостивляет Бога; кто избавляет ближнего от опасности, тот закалает самую лучшую жертву». Отвечая на другой упрек Цецилия, что христиане и сами не видят своего Бога, и другим не могут Его показать, Октавий говорит: «Мы потому и веруем в Бога, что не видим Его, но можем Его чувствовать сердцем. Ибо во всех делах Его, во всех явлениях мира мы усматриваем присносущную силу Его, которая проявляется и в раскатах грома, и в блеске молнии, и в ясной тишине неба». Точно также и всеведение Его не подлежит сомнению, потому что, все небесное и земное, и все находящееся за пределами этого видимого мира, все известно Богу, все полно Его присутствия. Он повсюду и не только близок к нам, но и находится внутри нас. Мы не только все делаем пред очами Бога, но, так сказать, живем с Ним» (гл. 32).
Не должно, по мнению Октавия, смущать язычников и христианское учение о разрушении мира и воскресении мертвых. Первое утверждают и языческие философы – стоики, эпикурейцы, Платон. «И нисколько не удивительно, если эта громада будет разрушена тем, кем она устроена». И относительно воскресения мертвых слабый намек дают философы (Пифагор и Платон) в учении о существовании душ по смерти человека, но христианское учение бесконечно превосходит их и по своей полноте, и по своему совершенству. Оно учит не только о существовании душ, но и о воскресении всего человека и в том же самом теле. «В самом деле, кто столько глуп и бессмысленен, что осмелится говорить, будто Бог, Который мог первоначально создать человека, не может потом воссоздать его? Гораздо труднее дать бытие тому, что не существовало, нежели возобновить то, что уже получило его. Думаешь ли ты, что исчезает и для Бога что-нибудь, как скоро скрывается от слабых очей наших? Всякое тело – обращается ли оно в пыль или влагу, в пепел или пар, исчезает для нас, но Бог сохраняет его элементы. Посмотри также на то, как вся природа, к нашему утешению, внушает мысль о будущем воскресении. Солнце заходит и вновь появляется; звезды скрываются и вновь возвращаются; цветы увядают и расцветают; деревья после зимы снова распускаются; семена не возродятся, если прежде не сгниют, так и тело на время, как деревья на зиму, скрывает жизненную силу под обманчивым видом мертвенности». Сомнение же язычников в воскресении Октавий объясняет их страхом посмертного суда за свои худые дела (гл. 34).