Я видел все это из чрева трамвая, он бег замедлял здесь, потом, наддавая, взбирался на спину дрожавшего моста и порт раскрывался, как ржавая роза.
Я помню, как свет проходил осторожно, прикованный к ветру, как к тачке острожной тоской пробужденья в пейзажах унылых, у ртутной воды на мазутных стропилах.
Как там поднимаются лица с подушек за окнами в локонах тюлевых кружев, и как там не хочется из одеяла высовывать руки, вставать, жить сначала. апр. 94
x x x Смерть не имеет значенья. Клейкая крышка черна. Ходишь по вечерам к ней в заочную школу, парта другими старательно иссечена -так высекали на стеллах глаголы.
Жизнь не имеет значенья. Это то что забыл, несколько правил простых досконально усвоив, и расточив на урок ученический пыл -что от нее -- принимаешь спокойно.
Если значенье чему-то еще придавать -пусть это будут слова, слова на бумаге, те что мерещатся утром неясно, едва, в кровь проникая потом из воздуха, света и влаги. 19 июня 94
x x x Когда разговоры скелетов зеленой луной зажжены -полночная кислая плесень цветет на железе и окнах, а лампы клубятся на лапах отцеженной тишины колбами слепоты на чистом щелканье тока,
я слышу мышиный почти, стеснительный, парусный скрип полок библиотек, книжек в обложках покойных, всей теснотою своей сжавших осмысленный вскрик в щелоком вымытых добела целлюлозных пеленах.
Но из щелей дверных, но из скважин замков пьются эфиром ручьи непрозрачного существованья, -- Кто там? -- там ничьи тихоходы смертельных стихов стадом косматым бредут к водопою страданья. 19 июня 94
x x x Не разобраться в дневных очертаньях, я повернул в сторону лета: птица с паузами читает "Книгу Псалмов" и качает ветку.
Странно, что в гору идет дорога, а подниматься по ней все легче, странно, что тишь, не шурша осокой, красной насечкой штрихует плечи.
Странно, что сон этот непрерывен, он переходит в ночь, как в веру, и зажигаются в небе рыбин хорды, трогающие Венеру. 21 июня 94
x x x Будет полдень, будет много солнца, будет только абрис облаков пробегать по небу сосен сонных выше шелушащихся стволов.
Дальше я увижу на тропинке бабочек ковровый магазин, медленно бредущие пылинки в ярусный Ерусалим разинь.
Поднимая к небесам запястья, я туда их мигом донесу в воздухе исполненном участья даже к насекомым на весу.
Пусть хвоя усохшая устелет пересыпанный, процеженный песок, мураши в нем справят новоселье... ...с тиканьем невидимых часов жизнь моя опять соединится детскими сандальями шурша, вслушиваясь в звяканье синицы маленькой, пугливой как душа. 3 июля 94
x x x Сухая кровь метафоры. Предметы оставляют хвост кометы. Движенья суетливых птиц у лиц. Смерть фосфорна и ждет, как Пенелопа, тебя, мо хитроумнейший Улисс, пока ты перебьешь всех женихов (так в эпосе) и в жизни точно так же. 5 июля 94
БАБОЧКА
"Искусство всегда движется против солнца". В. Набоков
I
Из жизни бабочек и сумерек -печали скрещенных орудий, звучащих непрерывным зуммером -Набоковым ветвей упругих, выпархивает мягко прошлое и крылышками помавая, ощупывает время рожками троллейбуса, сачком трамвая.
Всего за восемьдесят выстрелов в минуту -- продадут билетик к такому будущему чистому, что надобны ему лишь дети, сияющему белой лестницей -за жестью крыш оно мелькает -и жестом невозможно медленным закручивает кровь в спирали. 5 июля 94
II
Сухой походкой эмигрантской, с сачком альпийским на плече, вдруг появляется из транса, из прошлого в параличе, из грусти ртутного миманса,
писатель сумрачного вида, на нем профессорский пиджак -такой весь в елочку, из твида, и бабочка в его руках бьет крылышками, как обида.
Из черно-белой киноленты сочится привкус кровяной, оставьте ваши сантименты -не детство ль наше им виной и памяти больной моменты?
А расправилки, а булавки, эфирный сладкий аромат, латынь, чьи черненькие лапки защемят пятнышки стигмат распятых или смятых в давке?
Он входит в дивный лабиринт -в его беспамятные звенья, как заскорузлый, бурый бинт он отрывает от забвенья живой, кровящий жизни вид. 5 июля 94
x x x Это только чернота зрачка -света уходящие ступени. Вход прозрачен, каряя река отступает в стороны от тени.
Чистый день развернут -- прочитай текст его, теснящийся к надбровью, то, что неприкаянный чудак -череп, поворачиваясь, ловит. 3 сент. 94
x x x В сумерки львиные лапы настольной лампы,
вечер теряет глаголы, улицы голы,
звезды высохли и невнятны -зачатья пятна,
тронул откуда-то сзади небо Создатель.
Что же мне делать на свете, ромашка-цветик,
жизнь вытягивать в строчку по лепесточку,
дни, один за другим обрывая, двинуть к солнцу горячему -- в желтую сердцевину. 5 июля 94
УЛИСС
Ключ в скважине и рябь дождя, в разглаженном коллаже дня
исклеванные впечатленья. За ними плыл? По щучьему веленью ты есть и был.
Талата! Грудь волны бела. Их было много, чтоб запомнил -земля полоскою легла за хлопающим пологом огромным,
набухла гласных долгота колоколов за монотонным морем, где нас уж нет и улиц тех, куда стихами впуска безнадежно молим. авг. 93