Апология, или О магии

97. Слышишь, как именует меня брат твой Понтиан? Он величает меня и родителем, и учителем, и домовладыкою — он часто так меня называл, так же обращался он ко мне и незадолго до кончины своей, а затем <…> Я мог бы предъявить и твое собственное письмо сходного содержания, если бы решил, что ради него стоит хоть на миг придержать воду. Мне гораздо больше хотелось бы представить суду последнее — хотя и недописанное — завещание твоего брата, в коем он поминает меня с превеликим уважением и почтением; однако же Руфин не допустил окончательно приготовить и заверить это завещание во избежание постыдного для себя лишения наследства — хотя он был тестем Понтиана лишь несколько месяцев, но цену за каждую его супружескую ночь заломил весьма высокую. Да притом он еще и совещался с не знаю уж какими халдеями, выгодно ли выдает дочь замуж, а те, как я слыхал, отвечали — и зачем это не оказалось неправдою! — что через несколько месяцев первому ее супругу суждено умереть, а все остальное, касающееся наследства, по всегдашнему своему обыкновению, сочинили так, чтобы угодить заказчику. Но воистину по воле божьей пришлось ему, словно слепому зверю, лишь попусту щелкнуть зубами, ибо Понтиан после прискорбного своего знакомства с Руфиновой дочкой не только не назначил ее своею наследницею, а даже и не отказал ей по завещанию ничего порядочного, только ради пущего ее позора отписал ей денариев на двести полотна, давая этим понять, что не по забывчивости ее обошел, но в правом гневе своем назначает ей достойную ее цену.

А наследниками в этом завещании, как и в предыдущем, читанном здесь ранее, он назначил мать и брата. Вот на брата-то — до сей поры еще, как видишь, недоростка! — Руфин прямо-таки по-военному пошел приступом все с тою же осадною дочкой: он принялся подпихивать и навязывать бедному мальчику женщину, много старшую его годами, да притом совсем еще недавно бывшую женою родного его брата. 98. Вот так-то юнец, замороченный ласкательствами продажной девки и прельщенный гнусными приманками отца ее, едва дождавшись, пока брат испустит дух, сразу же оставил мать и перебрался жить к дядюшке, где без нас ему вольнее было продолжать начатое, ибо Эмилиан весьма расположен к Руфину и всегда рад ему помочь, — ну да, вы уже и сами мне подсказываете, что добрый дядюшка лелеет еще и кой-какие собственные надежды, ибо знает, что ежели племянник умрет без завещания, то он — скорее в согласии с буквою закона, чем с действительною справедливостью, — а все же будет его наследником. Ей-богу, не хотелось мне самому такое говорить, не пристало скромности моей выволакивать на свет всеобщие молчаливые подозрения — и зачем только вы мне это подсказали? Однако же, если уж говорить по правде, Эмилиан, то многие весьма дивятся, с чего это ты вдруг обнаружил столь сильную родственную приязнь к мальчику именно после смерти брата его Понтиана, хотя прежде того был настолько мало с ним знаком, что частенько даже при встрече лицом к лицу не признавал родного сына родного твоего брата. Зато теперь до того ты с ним ласков и покладист, до того портишь его своим баловством, до того попустительствуешь, что сам же подтверждаешь наихудшие по сему поводу подозрения. От нас ты его получил невинным отроком, а теперь воротил причастного всем порокам: под нашим попечением он ходил к учителям, а теперь во всю прыть удирает от них в притон, пристойными друзьями брезгует, водится с распоследними забулдыгами и — в его-то годы! — только и живет, что в застольях меж чарками и девками! В доме твоем он сущий домовладыка, он и челядью помыкает, и на пирах председательствует; но кстати он еще и завсегдатай гладиаторских игр, а об именах гладиаторов, и кто с кем дерется, и кто кого ранил, — все это он узнает, как положено благородному юноше, прямо от их хозяина. Разговаривает он теперь не иначе как по-финикийски, разве что изредка вставляя выученное от матери греческое словцо, а говорить по-латыни не хочет, да уже и не умеет: ты сам только что слышал, Максим, какое вышло гнусное позорище, когда этот мой пасынок и брат Понтиана, юноши столь красноречивого, чуть ли не по слогам еле-еле прогундосил что-то тебе в ответ, когда ты спросил, действительно ли мать подарила им все то, что она им подарила, как я уже рассказывал, по моей настоятельной просьбе.