Апология памяти

Но, честно говоря, и у меня не все порой с Володей проходило гладко. Однажды, когда мы с ним были на гастролях в Ереване, я завершал своими песнями большой концерт. Песни были подчеркнуто серьезного, гражданственного характера, и мне казалось, что в данном случае винокуровские пародии на мое исполнение (а Володя шел по программе как раз передо мной) могут создать не совсем выгодный для меня эффект. Надо четко понимать и различать, где есть место смеху, а где — нет. И потому я Володе перед его выходом на сцену так прямо и сказал: «Я тебя умоляю, не делай сегодня пародии на Лещенко! Думаю, ты понимаешь, почему не надо этого делать?» Он кивает: «Да, конечно, понимаю». А потом, когда публика начала вызывать его на бис, тормоза у Володи отказали, и он, как бы сам того не замечая, нарушил свое обещание. С одной стороны, его тоже можно было понять — Лев Лещенко со своей специфической манерой исполнения был тогда для Винокура самым, что называется, «большим шлягером». Когда он пародировал мою «Соловьиную рощу» с характерным покачиванием головой, зал ревел от восторга. Немудрено, что Винокура занесло и он не удержался от того, чтобы блеснуть своим коронным номером… Что было дальше, легко себе представить — не успела публика отойти от хохота, вызванного пародийным изображением Льва Лещенко, как тут же перед нею появляется сам Лев Лещенко с вполне серьезным лицом и соответствующим репертуаром. А настроение у людей еще весьма игривое, то и дело раздаются смешки, хихиканье… В общем, Володя доказал и в этот раз, что он бесспорно, человек талантливый — не каждому дано смешить народ. Но мое состояние в те минуты было, естественно, далеким от веселья. Надо ли говорить, что после концерта я к Винокуру не подошел и вообще с этого момента как бы перестал его замечать. А через неделю он подходит ко мне сам: «Лева, ты прости меня, так получилось, не смог удержаться… Да публика уж очень просила, требовала просто: «Лещенко давай! Лещенко давай!» Что было делать?» Ну, я человек в принципе незлобивый. Ладно, говорю, чего там, замнем для ясности. Короче, помирились мы с ним. Но он дал мне слово, что с этих пор будет прислушиваться к моим просьбам. Хотя, что скрывать, для него это было нелегко, так как две его лучшие работы всегда шли на ура — пародия на Лещенко и пародия на Магомаева. Неплохо у него принимались пародии и на модного тогда эстонского певца Тыниса Мяги, и на знаменитого Вахтанга Кикабидзе. Но кстати, после того, как Буба на него стал обижаться, Володя перестал его пародировать… Так что хлеб артиста-пародиста — не самый легкий на эстраде.

Между тем природа одарила его более чем щедро: он прекрасно пел, великолепно читал эстрадные монологи и фельетоны, хорошо двигался, был артистичен в каждом своем жесте, но самое главное — обладал острым чувством комического. Помню, когда он «включал» эту свою уникальную способность имитатора еще в ГИТИСе, педагоги хохотали до слез. А Петр Иванович Селиванов, наш педагог по вокалу, сказал ему как-то: «Ох, Винокур, Винокур… Не знаю уж, какой из тебя выйдет певец, но как комик ты всегда себе заработаешь на кусок хлеба с маслом…» И точно, всякий раз, когда Володя выходил на институтскую сцену во время наших творческих «вторников» с целью исполнения какой-либо вокальной партии, это почему-то уже само по себе вызывало у присутствующих повышенную веселость. А когда он, и не думая никого при этом специально насмешить, просто клал руку на рояль и; объявлял своим звучным баритоном: «Чайковский, ария Онегина!» — дальше уже ничего не было слышно, потому что в зале раздавался общий хохот. В таких случаях Павел Михайлович Понтрягин начинал кричать: «Винокур! Прекратите паясничать! Уходите со сцены! Выйдите еще раз и объявите номер как положено!» Володя, недоуменно хлопая глазами, уходил за кулисы, затем появлялся оттуда с тем же серьезным видом, как и в предыдущий раз, и точно так же, положив руку на рояль, торжественно провозглашал: «Чайковский, ария Евгения Онегина из оперы…» В зале же в этот момент начиналась уже истерика, люди буквально валились от хохота. Дошло однажды до того, что Понтрягин, доведенный до белого каления, просто-напросто выгнал Володю со сцены, запретив ему какое-то время выступать на «вторниках».