Апоптоз

Рука чуть дернулась, но приказа не выполнила. Знает, что во время звонков этих я постоянно убеждаюсь, что на другом конце воображаемого провода слушают не меня, а город, который им не достался. А он и правда интересный собеседник. Говорит обрывками фраз, брошенных в толпе, названиями всевозможных заведений, голосами сумасшедших и выкриками пьяниц, рингтонами, маркерными надписями на стенах, пустых витринах и сточных трубах, граффити и наклейками, шепотом плакальщиц, репертуаром уличных музыкантов, татуировками, рекламными баннерами, проклятиями уличных проповедников, принтами на сумках, пакетах, головных уборах и футболках. Эти последние давно уже выкристаллизовались в целый жанр – двигающихся ответов. Для них самое главное – правильно задать вопрос, можно даже мысленно, и ждать, выглядывать – что-то обязательно ответит. Ко мне так однажды, в день из особо черной полосы, подошел юноша, который представился хиромантом и сказал, что давно уже ищет по разным рукам линию самоубийцы. У меня ее опять не оказалось, из чего стало ясно, что, наверное, дело мое – не решать, а лукавить, иудить, подталкивать.

Вечер темнел и разбрызгивался полосами муара, чей-то детский рисунок распяли на асфальте. Брошенные тут же мелки тому свидетели. Я пристально вслушивалась в звуки улицы, затухавшей как-то глагольно. Слева, за черным забором, угрюмо отхаркивался мотоцикл, под моими подошвами проворачивалась зубастая галька. Вокруг – никого и ничего, только воздух слепнет. Так бывает в еще живых русских деревнях, на закате, когда открытые нараспашку стекла в беленых рамах вдыхают рваный собачий лай и шипение соседского радио. Мне вдруг ужасно захотелось мороженого, а это явный признак того, что все не слава богу, – желать еды, которую не любишь. Да даже бы и если – все равно бы закончилось тем же: лишенный девственности вафельный стаканчик полетел бы в ближайшую мусорку извергаться молоком. Я запрокинула голову. Звезд еще не было на месте, но день уже вовсю умирал и звал с собой, приглашал глазами. Предсмертная исповедь ему сейчас была бы очень кстати.

Меня явно кто-то подслушал: прямо к ногам тут же прикатился обрывок органной игры, сочившейся из лютеранского собора; оттуда, из впереди. Да нет. Может, послышалось? …Вроде бы он. Ну-ка, еще раз. Я замерла. Сколько-то секунд внеурочной тишины – и переулочная пауза треснула, разошлась небесной вибрацией, от которой сразу же захотелось сглотнуть. Все, дороги теперь нет никуда. Единственный выход – сквозь.