Апоптоз

– Вам нужно изучать науку, живописную. Всем нужно изучать. Это же совершенно замечательное дело. Вы фактически познаете этот самый, как он называется… – старик потер глаза. – …гармонию! А книжки какие великолепные есть. Ну, Гомбрих – лучшая же в мире история живописи. Вот там наглядно все показано, откуда у всего ноги растут. Я там много всего для себя открыл и до сих пор открываю. Ну вот, например, из последнего: у египтян в искусстве всегда была только левая или правая нога, исключительно две левых или правых ноги. И вдруг – ни с того ни с сего на тебе: две ноги, одна правая, другая левая. Реформа! – он взмахнул указательным пальцем, будто волшебной палочкой, и проткнул им воздух. – А потом у них скульптуры все с левой ноги зашагали, в вечность как бы, потому что у египтян левая сторона была связана с загробным миром. Да там у них все мертвые всегда с книгой погребались, а теперь что в гроб класть, сотовые телефоны? Знаете, вот мне почти семьдесят лет, я с самого детства, с пеленок, можно сказать, занимался в художественном кружке, а с 1967 года, когда в горный институт поступил, ко мне потихоньку деньги поплыли, и я начал разные материалы покупать. Это сейчас такого богатства много, а тогда было буквально мышка наплакала. Сусеки надо было до мозолей скрести. За книгами в очередях стояли, а теперь их либо за бесценок продают, либо на помойки выкидывают. И это те самые, что у прилавков на Кузнецком Мосту накрывали клеенкой в войну, во время бомбежки, чтобы обложки не повредились! Теперь это все никому не нужно, кроме таких стариков, как я, вымирающих библиофилов. Нет у нас преемников, не вырастили мы их…

Старик глубоко вздохнул.

– Мне тут недавно сын мой старший заявил, что квартиру нашу пора расхламлять, мол, батя, места в ней либо для тебя, либо для твоих книг. Предложил позвонить в одну контору, они приедут да все ненужное заберут. Меня прямо бес взял, лучше бы надоумился тявкалку свою пристрелить, кровь от ее лая не сворачивается. Ненужное… У меня все нужное! Все! – он почти перешел на визг. – Я ни книжки не продам, не выкину, всю жизнь свою библиотеку собирал. Уже думал, а не закопаться ли вместе с ней после смерти, чтобы мне спокойней было. А то буду там на небесах мучиться, переживать, когда ее чужие люди разворовывать начнут. Умрет без меня. Но это все лирика, а вот – факты, – серьезно прервал он сам себя и начал новую историю.

– Был у меня один приятель, Виктор Васильич, царство ему небесное. Он лет дцать назад случайно увидел у какого-то букиниста книгу из Серафимо-Саровской пустыни, узнал по экслибрису на корешке, большим знатоком был. Выложил за нее целое состояние да в тот же день повез ее обратно на малую родину – в монастырь, прямо туда. Привез, батюшке в ноги поклонился и назад, в трудодни. Я как узнал, так еще полгода ходил под впечатлением, как под свитером мокрым. Стало быть, правду говорят, что у книг и пуль своя судьба, своя дорога. Сами они решают, как, когда и к кому идти. Виктор, в отличие от нас, успел перед уходом себе сменицу подготовить, вырастил в семье библиотекаря – дочь Наталью. Заранее для нее составил опись каждого издания, плюс домашний прейскурант с учетом инфляции на десять ближайших лет, вдруг забедует да надумает что продать. Но он ее без средств не оставил, вы уж мне поверьте. Все-таки настоящий мужчина был, не какой-то там тунеядец. Дак мало того, он все ее детство и юность пахал, как папа Карло, образование дочери давал, и не какое-то там, а самое лучшее, в МГУ ее поступил. Чтобы разбирала, что есть А, а что не А. Готовил ее, так сказать, к жизни в постиндустриальном обществе, где на коне не тот, кто сильнее, а тот, кто умнее. Ну и все, сработало. Наталья теперь занимается исключительно интеллектуальной деятельностью, ис-клю-чи-тель-но, – проговорил старик по слогам, – а за нее потеют все эти квартиры-машины, ну вы понимаете. Что тут сказать, отцу спасибо. Это все к вопросу о важности образования, ведь как говорил Махатма Ганди? Образовывая мужчину, мы образовываем одного человека, образовывая женщину, мы образовываем всю семью. Он ведь всегда очень переживал, что его жена Кастурба так и не выучилась грамоте, ни читать, ни писать не умела. Вообразите только! Сказал и как в воду до того поглядел.