Тема сбора пожертвований для Павла остаётся важной и он продолжает оговаривать процесс его проведения, не забывая в очередной раз подчеркнуть усердие ахайян в его осуществлении, останавливаясь на необходимых и желательных к исполнению деталей, вплоть до создания необходимой атмосферы его осуществления: «Посему я почёл за нужное упросить братьев, чтобы они наперед пошли к вам и предварительно озаботились, дабы возвещенное уже благословение ваше было готово, как благословение, а не как побор» (9:5). Но излишней щедрости он не ожидает. Недаром он столь пространно рассуждает о богоугодности пожертвований: «кто сеет скупо, тот скупо и пожнёт; а кто сеет щедро, тот щедро и пожнёт» (9:6). И просит «каждого уделять по расположению сердца, не с огорчением и не с принуждением; ибо доброхотно дающего любит Бог» (9:7). И находит новые краски в своём вдохновении к побуждению стать жертвователем: «Дающий же семя сеющему и хлеб в пищу подаст обилие посеянному вами и умножит плоды правды вашей, так чтобы вы были богаты на всякую щедрость, которая через вас производит благодарение Богу» (9:11). Здесь Павел забывает о своих предпочтениях жизни в скорби и страданиях, но делает ставку на способных к обогащению, суля им «обогащение всякой благодатью» с тем, чтобы вы, всегда и во всём имея всякое довольство, были богаты на всякое доброе дело». О верблюде и игольном ушке уже не вспоминается. Правда, при условии творить «добрые дела». По существу, Павел закладывает основания этики, получившей впоследствии название пуританской. В этом, кстати, Павел действовал в прямо противоположном направлении сравнительно с проповедью Иисуса. Но, как мы видели только что, что земная жизнь Иисуса для него была давно ушедшей и говорить о взглядах, им высказанных, было давно забытым делом. Ибо новую жизнь творит «новая тварь». Пусть и в теле Христовом.
И наконец, ещё об одной функции жертвования считает необходимым напомнить Павел: «Ибо дело служения сего не только восполняет скудость святых, но и производит во многих обильные благодарения Богу; ибо, видя опыт сего служения, они прославляют Бога за покорность исповедуемому вами Евангелию Христову и за искреннее общение с ними и со всеми молясь за вас, по расположению к вам, за преизбыточествующую в вас благодать Божию» (9:12–14). Опытный проповедник должен чувствовать все возможные пути распространения влияния всего учения, А Павел был безусловно таким.
И короткое замечание по поводу: именно иерусалимские святые были правоверными исполнителями заповедей Иисуса: жили, подобно птицам, не заботясь о завтрашнем дне, на подаянии доброхотов: если верить Евангелиям.
Но разобравшись с проблемой сборов пожертвований, Павел с неизбежностью возвращается к защите собственной персоны. Здесь соединились и обвинения его в некомпетенции, неспособности к выбранной им деятельности и просто необходимость отстоять возможность дальнейшей работы среди, как он был уверен, «своей аудитории». Но ущемленное самолюбие было все же преобладающим, движущим началом. Он начинает свою защиту своих методов убеждения, пользуясь, естественно, смягчающими эвфемизмами для их оценки и переходит к сдержанным, но вполне определенным, угрозам применения «твердости» в случае непослушания. Причём говорит так, как будто о радостных известиях, привезенных Титом, ему ничего не известно: «Я же, Павел, который лично между вами скромен, а заочно против вас отважен, убеждаю вас кротостью и снисхождением Христовым. Прошу, чтобы мне по пришествии моем не прибегать к той твердой смелости, которую думаю употребить против некоторых, помышляющих о нас, что мы поступаем по плоти» (10:1–2). При этом Павел демонстративно заявляет об изменении методов своей работы: он готов уже быть твердым при прямой встрече в Коринфе, а пока, в Послании подчёркивает кротость и смирение. Это угроза не только и не столько в адрес своих непосредственных собеседников, сколько для пришлых оппонентов – проповедников, о которых здесь не упоминается.
И такая позиция, естественно, вызывается самыми возвышенными причинами: «Ибо мы, хотя по плоти, но не плоти воинствуем. Оружия воинствования нашего не плотские, но сильные Богом на разрушение твердынь: ими ниспровергаем замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия, и пленяем всякое помышление в послушание Христу и готовы наказать всякое непослушание, когда послушание исполнится» (19:3–6). Здесь логика вполне прозрачна: мы хотим добиться вашего послушания нам и именно нам и для этого готовы ссылаться на имя Господне в оправдании используемых нами средств для этого. Риторика не слишком благостная для Господа, но, как показало многовековое её применение, действенная и не позволяющая возражений, ибо кто решится сделать это против действий, осуществляемых именем и во имени Господа.