Постепенно Павел переходит на повествовательную тональность, меняя направление своих мыслей. Он, хотя с некоторым сомнением, переходит «к видениям и откровениям Господним». Возможно с целью повысить свою значимость в глазах собеседников и показать, что он не менее удостоен вниманием Господа, чем его конкуренты. Он повествует о неком «человеке во Христе», «восхищенного до третьего неба четырнадцать лет назад. Собственно, излагается лишь факт этого события, без каких-либо значимых подробностей, объясняя что их «человеку нельзя пересказать». Ни о каком влиянии произошедшего на дальнейшую жизнь этого человека не упоминается. Т. е. факт, как бы, повисает в воздухе, хотя исполненный несколько неуклюже, с двукратным повторением незначащего оборота слов.
Далее, как забыв его, переходит на личностные мотивы обоснования своего «похваления». А их он видит лишь в своих «немощах»: «собою же не хвалюсь, разве только немощами моими» (12:5), не понимая, что в глазах язычников, «немощи» воспринимаются негативно. Но продолжает свою игру в скромность, начатую в предыдущей главе: «Впрочем, если захочу хвалиться, не буду неразумен, потому что скажу истину; но я удерживаюсь, чтобы кто не подумал обо мне более, нежели сколько во мне видит и слышит от меня» (12:6).
И меняет свой игровой тон: «И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтобы я не возносился». Трудно сказать, насколько здесь Павел искренен, но многократные ссылки на свои «немощи» и использование их в полемике для демонстрации в качестве своеобразных Знаков Божиих, «стигматов Господних», для подчёркивания своей «выделенности», заставляют подозревать его в спекуляциях по их поводу. Хотя бы отчасти. Не отрицая их действительность.
Но здесь Павел связывает их с получением откровения Господа: «Трижды я молил Господа о том, чтобы удалил его от меня. Но Господь сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи», обозначив основной принцип христианства: «сила в слабости», совершая тем самым переворот в психологии и социальности общения людей.
Для Павла этот принцип стал парадигмой его существования, дающий ему волю к активности проповеди: «И потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова» (12:9). И, уже почти воодушевлённо, завершает: «Посему я благодушествую в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях на Христа, ибо, когда я немощен, я силен» (12:9-10). Ему можно лишь посочувствовать. Он хватается за свои болезни, как за якорь выживания.
Овладев собой, Павел продолжает уже с иронией: «Я дошел до неразумия, хвалясь: вы меня к сему принудили. Вам бы надлежало хвалить меня, ибо у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов, хотя я и ничто. Признаки Апостолов оказались перед вами всяким терпением, знамениями, чудесами и силами. Ибо чего у вас недостает перед прочими церквами, разве только того, что сам я не был в тягость? Простите такую вину» (12:11–13). Насколько он был одинок среди своих сторонников и как нуждался в их простом сочувствии!
С другими апостолами у коринфян, по-видимому, не возникало чувства психологической несовместимости, они были «понятными» и их слушали и доверяли охотнее.
И завершает в обычном для себя тоне назидания: «Вот, в третий раз я готов идти к вам, и не буду отягощать вас, ибо я ищу не вашего, а вас. Не дети должны собирать имение для родителей, но родители для детей». Позицию непонятого родителя, не уместную в данной ситуации, он изменить не в состоянии, добавляя: «я охотно буду издерживать свое и истощать себя за души ваши, несмотря на то, что, чрезвычайно любя вас, я менее любим вами» (12:14–15).
Но чувство незавершённости объяснения не оставляет его и он, то продолжает оправдываться, то говорит, что в этом нет нужды и он преследует лишь воспитательные цели к пользе «возлюбленных» братьев. Опасения не оставляют Павла, что по пришествии своём он застанет их в ссорах, зависти, «гордости и раздорах». И итогом чего будет «когда я приду, уничтожит меня у вас Бог мой и чтобы не оплакивать мне многих, которые согрешили прежде и не покаялись в нечистоте, блудодеянии и непотребстве, какое делали» (12:21). На этом сомнении Павел оканчивает главу.