Апостол свободы

Из села привели телегу и посадили в нее Левского вместе с раненым запти, Николу и Христо Латинца привязали сзади, и триумфальная процессия отправилась в Ловеч. По дороге Николу сволокли в канаву и немилосердно избили, спрашивая, кто таков арестованный. Помня предупреждение Левского о том, что единственный выход — ни в чем не признаваться, Никола повторил то же, что сказал и раньше, — этого человека он случайно встретил на дороге и ничего о нем не знает. Потом наступила очередь Христо; он тоже отважно вынес побои и твердил, что он всего лишь содержатель постоялого двора и не может знать каждого, кто является к нему ночевать. В действительности турки не сомневались, что поймали именно того, кто им нужен, и просто хотели лишний раз подтвердить свою уверенность. С арестованным обращались с неслыханной заботой: еще в Кыкрине ему перевязали раны и вообще всячески старались соблюдать приказ о вежливом обращении с баш-комигой (главным бунтовщиком), чтобы он мог быть доставлен в Софию живым и здоровым. По тому, как обращались заптии с раненым пленником и другими арестованными, было видно: они знают, кто попал в их руки. Выехав из Кыкрины, процессия остановилась, поджидая другие телеги, и Никола воспользовался этим, чтобы выбросить в кусты пакетик с ядом.

Когда процессия прибыла в Ловеч, арестованных повезли не через город, а прямо за реку, в конак. Здесь Левского отвели в караулку для заптий, а остальных посадили в камеру. Почти сразу, как будто он ждал его в конаке, к Левскому заглянул поп Крыстю и спросил:

— Как же это получилось?

Левский ответил с ледяной краткостью:

— Что получилось, то прошло.

И на этом разговор окончился.

Но что же произошло на самом деле? Здесь отсутствует еще одна часть головоломки. Все указывает на то, что налет на постоялый двор произошел не случайно и не был обычной проверкой, какие проводили иногда полицейские патрули. Написал ли Левский попу Крыстю, что хочет встретиться с ним в Кыкрине, а Крыстю сообщил об этом туркам? На такое предположение можно возразить, что, подозревая Крыстю в предательстве, Левский не пошел бы на чрезмерный риск, каким было для него свидание в заранее условленном месте, и не стал бы надеяться, что Крыстю на такое свидание явится. Есть и другая возможность: оценив обстановку, создавшуюся в Ловече, Левский решил не встречаться с Крыстю; в этом случае вероятны разные варианты, Крыстю, который все время интересовался Левским, мог узнать о его отъезде; заптии, повстречав шие Левского и Николу в пути, могли доложить властям об этой дорожной встрече, а те сами сделали нужные выводы; в любом случае Крыстю, не отходивший в те дни от конака, мог подсказать туркам, что постоялый двор в Кыкрине принадлежит члену комитета и что Левский почти наверняка остановится там.

Много лет спустя, когда Болгария уже получила независимость, Пышков расспрашивал запти, командовавшего налетом на Кыкринский постоялый двор. Турок рассказал, что каймакан велел ему взять десять человек, ехать в Кыкрину и арестовать Левского; при этом он строго приказал доставить его живым. На вопрос о том, как они узнали, что Левский в Кыкрине, запти ответил, что каймакан ему этого не сказал, но что члены совета говорили, будто получили информацию от попа Крыстю[240].

Жители Ловеча и большинство современников Левского не сомневались в том, какую роль сыграл поп Крыстю; его имя для большинства болгар звучит как имя Иуды Искариота. На основе сообщений из Болгарии Ботев, Каравелов и Вазов считали, что вина в поимке Левского лежит на Крыстю. Сограждане избегали Крыстю, и в 1879 году он решил оправдаться перед современниками, выпустив в свет так называемый «Требник» — весьма неубедительно звучащий документ, который доказывает скорее его вину, нежели невиновность. Уже в двадцатых годах нынешнего века два — три историка пытались обелить попа Крыстю[241], но после опубликования в 1937 году телеграммы, доказывающей, что он был турецким осведомителем, эта задача мало кому казалась выполнимой.

В самом конечном счете, рассмотрев все факты, следует сказать, что моральная ответственность за предательство лежит на Димитре Общем. Руководствуясь личными соображениями, он создал обстановку, в которой люди, нестойкие духом, под давлением боли и страха выдавали организацию. Правда, Крыстю опознал Левского в ловечском конаке, но это был лишь плод ядовитого сорняка, задолго до того пустившего корни на почве бездумных амбиций и самоуправства Общего. Левский сражался стойко, честно и благородно, по всем правилам, но его отвага и рыцарский дух были бессильны против оружия, которым пользовались Общий и Крыстю.