Читаем Апостол свободы полностью

Однако на севере, за турецким кварталом, почти вертикально поднимается над долиной могучая горная цепь, которую болгары называют «старыми горами» — Стара-Планиной, или просто «Балканом». Их подножье покрыто зарослями акации, кустарников и темными островками хвойных деревьев. Выше лежат зеленые пастбища, где овцы жуют жвачку, а пастух выводит грустные мелодии на медовоголосой свирели или украшает сложной резьбой прялку для любимой. Еще выше стоят серые скалы, часто укрытые летучими облаками; их могучие вершины — Амбарица, Купен, Юмрукчал и Марагидик — одеты покровами снега даже в то время, когда в долине стоит аромат розы.

Балканы — страж долины. Их широкие плечи преграждают доступ холодным ветрам, под их защитой здесь цветут розы, а женщины Карлово выращивают во дворах лимонные деревца и финиковые пальмы. Горы изливают на долину плодородие, обрушивая на нее большой водопад, прозванный Сучурум — Летящая вода; она мчится по белым камням, то покрываясь буйной пеной, то разливаясь изумрудными заводями чистой воды. В Карлово она приходит уже как Стара-река. Горожане отводят из реки воду и пускают ее по сети узеньких канавок, обегающих дворы; поэтому даже в самый знойный день в Карлово прохладно и зелено и отовсюду слышно журчание воды.

Балканы не только дают каждой семье воду; они постоянно присутствуют в жизни города, они видны из-за самых высоких стен, которыми люди отгородились от враждебного внешнего мира. Над укромным двором — единственным местом, где человек в какой-то мере может сохранить достоинство и уважение к себе — стоят гордые пики, где цветут эдельвейсы и парят головокружительно свободные орлы. И конечно, всегда находятся люди, готовые толковать надпись на колокольне не как хвалу богу, и не как плач о пленении сионском, но как призыв к бунту.

На протяжении веков горы служили убежищем тем, чей дух возмущался тиранией завоевателей, кто не мог покорно смотреть, как грабят отцовский дом и насилуют его сестер. Каждую весну, когда таял снег и деревья одевались листвой, молодые люди уходили в горы и становились гайдуками — членами шаек, объявленных вне закона, которые мстили за зло, причиненное их семьям и близким. Под руководством выбранного ими главаря, или воеводы, они спускались по ночам с гор, нападали на своих мучителей, сжигали их хлева, уводили скот. Жизнь гайдуков была полна лишений и опасностей. Они часто голодали, им приходилось мокнуть и мерзнуть, против них был враг, гораздо лучшее вооруженный и лучше обученный. Если гайдука ловили, его ждала медленная и мучительная смерть — гайдуков сажали на кол, поставленный на перекрестке дорог, или вешали на железном крюке; турки с удовольствием возили отрубленные гайдуцкие головы по селам — в предостережение тем, кто подумывал о бегстве в Балканы.

Однако в полной опасностей и лишений жизни гайдука была и своя прелесть. В горных походах гайдук испытывал экзальтирующее опьянение свободой, вкушал волнующую горечь мести, познавал романтику развевающихся стягов, ярких костюмов и бунтарских песен у костра. Городишки и села, лежащие по обе стороны Балкан, рожали сынов с орлиной душой, готовых до смерти биться о прутья клетки, но не желавших смириться с унизительным пленом.

Если забыть о турках, нетрудно почувствовать особое очарование, что лежит над тихими улочками Карлово, в его дворах, над полями, похожими на цветущие сады и разбросанными в голубой дымке предгорий. Красивее всего долина в конце мая — начале июня, когда цветут розы и воздух пропитан их благоуханием. До зари, когда еще поют соловьи, люди выходят на поля роз, чтобы собрать лепестки, покрытые росой, и потом извлечь из них драгоценное масло, ценящееся на вес золота. Рассказы о красоте долины распространялись по всей империи и наконец достигли голубого Босфора и проникли в хранящие прохладу мраморные дворцы, глядящие в зыбкое зеркало Золотого Рога. Они возбудили любопытство самого султана Махмуда II — «тени аллаха на земле», и в мае 1837 года его султанское величество собственной персоной посетил Казанлык, чтобы при жизни насладиться подобием райских садов, где, согласно Корану, правоверные будут почивать в одеждах из зеленого шелка и вкушать экзотические плоды на вечном пиру, где их развлекают волоокие гурии, где реки текут млеком, медом и вином, в то время как неверные, закованные в цепи, глотают кипяток среди огненного моря.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Болгария»

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное