Тем же летом, когда наместник пророка на земле почтил своим присутствием Долину Роз, в нескольких километрах от Казанлыка, в Карлово, молодая болгарка Гина готовилась рожать: она ждала второго ребенка. В то время никто, конечно, даже не задумался о том, какое из этих событий важнее. Рождение ребенка было явлением обыкновенным и у гяуров, и у правоверных, а Гина из Карлово была всего лишь одной из многочисленных подданных Махмуда, как была некогда одной из многочисленных подданных Ирода беременная Мария, жительница Назарета, ехавшая в Вифлеем. Однако история умеет по-своему низводить сильных мира сего. Давно уже нет султанов, забыт Карлызаде Али-бей, но тысячи людей приезжают в Карлово, чтобы с гордостью и восхищением поклониться дому, где родился сын Гины.
Глава вторая
Дом держится не землей, а женой
Муж — глава дома, а жена — его душа
Гина была дочерью каменщика, который ставил уличные фонтаны, мостил улицы и был одним из самых зажиточных и уважаемых людей в Карлово. Звали его Иван Такчиев, но поскольку кожа у него была необыкновенно смуглая, он был больше известен как Кара Иван — Черный Иван. Прозвище перешло к детям — четырем сыновьям и четырем дочерям.
Генчо Караиванов, старший сын, был и ремесленником, и торговцем; ему же принадлежал Караивановский хан — постоялый двор на окраине города. Второй сын, хаджи Василий, стал монахом Хилендарского монастыря на горе Афон и был его представителем в Карлово и в округе, где собирал для монастыря милостыню. Приставка «хаджи» перед его именем указывала на то, что он совершил паломничество к святым местам, и побывал у гроба господня в Иерусалиме. Люди, совершившие эту популярную одиссею, приобретали немалый престиж в глазах соседей.
Смуглолицая как отец, с миндальными черными глазами и черными бровями Гина считалась красавицей. Это была умная и серьезная девушка, известная решительным характером, трудолюбием, находчивостью и красивым голосом. Она вышла замуж за Ивана Кунчева — сына торговца скотом и шерстью, который занимался и красильным делом, умершего от ран после того, как шайка турок напала на него за городом.
Иван Кунчев унаследовал мастерскую отца и стал искусным красильщиком, однако главный доход ему приносило изготовление гайтана — плетеного шнура, который широко использовался для украшения народного костюма. Кунчев был необыкновенно обаятельным человеком, сильным, здоровым и смелым. В отличие от жены, у него были светлые волосы и голубые глаза, что типично для древних славян, но сейчас сравнительно редко встречаются среди болгар. По душе он был щедр, сострадателен к людям и всегда готов прийти на помощь каждому, кто нуждался в поддержке. Однако больше всего его уважали за справедливость и трезвый ум; соседи и даже жившие неблизко люди обращались к нему за разрешением всех споров.[3]
Гена родила Ивану Кунчеву пятерых детей: сначала дочь Яну, потом трех сыновей — Васила, Христо и Петра, и наконец, еще одну дочь, Марийку. Васил родился в памятное лето 1837 года 6 июля (18 июля по новому стилю). От матери он унаследовал широкие скулы, узкий подбородок и крепко сжатый рот, но на этом его сходство с Караивановыми кончалось, потому что у него были золотистые как у отца волосы и огромные, блестящие голубые глаза. Это был красивый, стройный мальчик, «крепкий, как черное дерево, легкий, как бабочка, и быстрый, как олень»[4]
,за что и получил прозвище «Хвыркатото» — Крылатый[5].Семья жила на северной окраине болгарского квартала, неподалеку от базарной площади, по соседству с турками. Дом стоял в просторном дворе, среди миндальных деревьев, агавы, роз, садовых лилий и львиного зева и был окружен обязательной стеной, однообразную белизну которой оживляли яркие островки цветов в горшках, поставленных в специальные ниши. Сам дом был выбелен известкой и имел всего один этаж и подвал. По всей длине дома тянулась веранда, которая занимала почти треть площади, крытой черепичной крышей, которую по фасаду подпирали четыре деревянные столба.
Каменные ступени вели с веранды в подвал, где находилась кухня, в которой вся семья коротала зимние месяцы. В основном этаже было всего две комнаты, одну из которых держали для гостей. Почти всю комнату занимало приподнятое над полом возвышение, за исключением небольшой площадки у дверей, где гости, по восточному обычаю, оставляли обувь перед тем, как ступить на ковер. Вдоль одной из стен тянулся встроенный шкаф, где хранилась одежда семьи, был здесь и особый сундук для праздничной одежды. Стульев не было, гости садились на яркие подушки, разложенные вдоль стен комнаты. Выше, под самым досчатым потолком, помещалась длинная полка, на которой по обычаю того времени стояла луженая медная посуда; в углу, за кружевной занавеской, висела икона в кружевной ризе и горела лампада.