Апостолы

Спустя неделю Господь посетил островную часть Англо-Французской Федерации: сначала Англию и Шотландию, потом — Ирландию. Визит был мирным, но очень эффективным — Эммануила признали.

Честно говоря, меня беспокоило еще одно обстоятельство. Снег, вопреки ожиданиям, и не собирался таять, и температура была явно ниже нуля. Я с содроганием думал о том, как пойду по улице босиком.

— Не дрейфь, Петр, — успокоил мой друг. — Я тебя до Собора на машине довезу.

— Господь увидит.

— Ничего, мы за углом остановимся.

— Ох! Переться через всю площадь!

— А кому сейчас легко? В газетах пишут, в Москве вообще пятьдесят три градуса мороза. Система отопления вышла из строя. Буржуйки топят книгами и мебелью. А ты «босиком по снегу»! Подумаешь!

— Тебе бы так!

— Я «погибших» не выпускал, — Марк уже во всю пользовался этим термином. — И, если Господь прикажет по снегу пройти босиком, не испугаюсь, не беспокойся. Хоть по раскаленным углям!

— Хвастун!

— Нисколько.

И день настал. Точнее холодное хмурое утро двадцать пятого декабря. Как и обещал, Марк довез меня почти до площади святого Петра и остановил машину на Виа дел Сант Уффицио.

— Ну, давай, — и Марк подал мне длинную белую рубашку.

Я поморщился.

— Переодевайся, переодевайся. Пятнадцать минут осталось до начала церемонии.

Я переоделся.

— Ну, туфли скидывай!

На тротуаре лежал все тот же беспощадный снег. Я с сомнением посмотрел на него.

Марк, не говоря ни слова, наклонился и начал расшнуровывать ботинки.

— Ты-то зачем?

— А я слов на ветер не бросаю. Сказал пройду босиком — значит пройду.

— Да ты был пьян!

— Тогда почему я это помню? — поинтересовался мой друг и снял носки. Я усмехнулся и последовал его примеру. Он очень забавно смотрелся в дорогом костюме и босиком.

Мы вышли из машины, и снег пренеприятно обжег мне ступни.

Площадь святого Петра уже была полна народу, но для принимавших участие в присяге был оставлен проход.

В соборе все было готово. Господь стоял рядом с алтарем и бесцеремонно опирался на него рукой. Прямо перед ним, у его ног, располагалась крипта с мощами святого Петра. Как огромный колодец с мраморной оградой и свечами в толстых золотых подсвечниках в форме гигантских цветов.

Я взял свечу и преклонил перед ним колени. Сразу за криптой. Он словно не заметил меня и уставился на Марка, точнее на его босые ноги.

— Рад видеть тебя, Марк, — с усмешкой сказал он. — Бери свечу и становись рядом с Пьетросом. На колени.

— За что? — мой друг ошарашено смотрел на Господа.

— За то, что усомнился в моей справедливости, — отчеканил тот и отвернулся.

Марк зажег свечу и встал на колени. Я услышал слева от себя его скорбный вздох.

Перед нами был главный алтарь с витыми, коричневыми с золотом, колоннами, поддерживающими высокий бронзовый балдахин. На престоле уже горели свечи, а за ним зачем-то поставили высокое деревянное кресло.

Собор наполнялся. Справа от нас расположились кардиналы и епископы, слева — римские священники, а позади преклонили колени Лука Пачелли и его францисканцы.

Господь окинул зал горящим взглядом, подошел к престолу и сел за него на деревянное кресло. Перед Учителем, там, где должен был быть крест, на престоле стояла золотая чаша, похожая на причастную, но отмеченная алмазным Знаком Спасения.

Раздались звуки органа. Господь встал, и все, кому было позволено стоять перед ним, пали на колени. На Учителе был белый хитон из тонкой ткани, почти без украшений, только золотое шитье по рукавам, и белоснежный плащ. Непокрытая голова. Распущенные волосы до плеч. Он поднял руку.

— Мир вам и благословление, всем, пришедшим сюда для покаяния и присяги. Сегодня — начало Нового Мира. И вы стоите у его истоков. И вы первые пройдете через золотые врата Небесного Царства. Повторяйте же за мной!

Верую во Единого Господа Эммануила, творца неба и земли, всего видимого и невидимого, пришедшего во плоти судить живых и мертвых. Чту имена его, прошлые и будущие: Иисус и Кришна, Один и Кетцалькоатль, Калки и Майтрейя[20]. Верую и покоряюсь! И в Знак Спасения, единый, избавляющий от погибели и вечного пламени, на правой руке проставляемый милостью Господа, благой и славимый. И в Единую Церковь Третьего Завета, самим Господом возглавляемую и ведомую. Верую и покоряюсь! Чаю воскресения мертвых и жизни будущего Царства. Аминь.

И весь Собор повторял за ним, медленно, нараспев, но слова, сливаясь, летели в купол, и он пел, как огромный колокол.

— Теперь это ваше «Credo[21]», — заключил Господь. — «Credo» новейшего завета. И пусть его читают во всех церквах. А сейчас я хочу разделить с вами трапезу.

И он сел и преломил лежащий перед ним на золотом подносе круглый хлеб.

— Мария! — и к алтарю поднялась Мария Новицкая. Она была одета в белое и на удивление скромно. Длинная юбка, длинные рукава. Правда, шпильки, но здесь уж ничего не поделаешь, у всех свои слабости. Я даже не сразу узнал ее.

— Он выписал ее из Москвы еще месяц назад, — шепнул мне Марк. — Раньше не хотел подвергать опасности, а теперь решил, что все спокойно.