Апостолы

Портик здания тоже был под снегом, и снег лежал на папском гербе: тиаре с двумя здоровыми скрещенными ключами.

Повсюду сновали назойливые журналисты. Господь не приглашал прессу зря. Что-то планировалось.

Он был как всегда в центре внимания. А рядом с ним блистала Мария Новицкая, облаченная в соболиное манто и черную шляпу с большими полями.

Учитель сделал знак журналистам, и они подтянулись поближе, приготовив камеры и микрофоны.

— У меня для вас важное сообщение, — проговорил Господь. — Я объявляю начало весны.

Он вытянул руку перед собой, и с его ладони скатился золотистый огненный шар и упал в снег. Снег начал таять, и в маленькой круглой проталине появился зеленый росток. Он рос на глазах, распуская листья, и скоро мы поняли, что это розовый куст. Проталина расширялась и высыхала, а из-под земли лезли белые подснежники. А еще через минуту куст расцвел ярко-алыми огненными цветами. Мария подошла к нему и склонилась над роскошным соцветием, а потом восхищенно взглянула на Господа. Он улыбнулся ей.

А весна все ширилась, растаял снег на лавровой ограде лестницы, и она засияла на солнце, как после дождя. Ожили и поднялись листья пальм, и с французских клумб запахло свежей землею.

Господь сиял, как сама весна, обласканный благоговейными взглядами публики. Рядом с ним появился слуга с подносом с чашечкой кофе. Учитель благодарно посмотрел на официанта, взял чашку и отпил из нее глоток.

Через мгновение он страшно побледнел, глаза его расширились и остановились, и он упал на чудесные подснежники и весеннюю землю.

Мы бросились к нему.

— Врача, скорее! — крикнул Филипп.

А Мария упала на колени рядом с Господом, забыв о роскошном наряде, и целовала остывающие руки возлюбленного, пытаясь согреть их в своих руках.

— Пропустите, я врач! — нас пытался растолкать Лука Пачелли. — У меня медицинское образование, — пояснил он. Мы расступились. Францисканец пощупал Господу пульс и покачал головой.

— Ну, сделайте же что-нибудь! — в отчаянии воскликнула Мария. По лицу ее текли слезы.

— Вызовите скорую помощь, — медленно проговорил синьор Пачелли. — На всякий случай.

Скорая приехала даже быстрее, чем мы ожидали. Господа положили на носилки, вынесли из сада и погрузили в машину. Мария сбросила свое манто и накрыла им Учителя.

— Я поеду с ним, — твердо сказала она.

— Куда в морг, синьора? — зло спросил один из санитаров.

— Хоть в Преисподнюю!

Глава четвертая

Когда они уехали, в садах появился еще один персонаж: невысокий толстый человек лет пятидесяти с хитрым взглядом маленьких черных глаз. Он внимательно изучил место происшествия, прежде всего, заинтересовавшись чашкой из-под кофе, которую, падая, обронил Господь. Толстячок поднял ее, аккуратно взяв носовым платком, и положил в полиэтиленовый пакет.

— Зачем это вам? — удивился я.

— Вещественно доказательство, молодой человек. Разрешите представиться: инспектор Санти. Вы ведь Пьетро Болотов, не так ли?

Я кивнул.

— Если не ошибаюсь, в последнее время вы были в немилости?

— В последнее время нет.

— Ну, до двадцать пятого декабря. Вам ведь босым по снегу пришлось пересечь всю площадь святого Петра, и по приказу Эммануила.

— Господа! — я обратил внимание на его руки, но он был в перчатках, и я не мог увидеть, есть ли у него знак. — И я прошел бы босиком десять площадей и всю оставшуюся жизнь мыл машины, только бы он был жив!

Я посмотрел ему в глаза, и он опустил взгляд, не выдержал, однако с сомнением сказал:

— Ну, это вы так говорите.

Я презрительно поморщился и отвернулся. Розовый куст засыхал. Сворачивались листья, и с цветов опадали бурые пожухлые лепестки. Подснежники умирали, и в кронах деревьев затихли птицы. А потом пошел снег, и весенняя проталина за считанные минуты затянулась белым, словно перед нами был разыгран чудесный спектакль, и кто-то опустил занавес в середине представления.

Я оглянулся вокруг. Филипп стоял, прислонившись спиной к дереву, и потерянно смотрел перед собой. Побритый и отмытый Матвей застыл возле бывшей проталины и явно не знал, что делать. Марк переводил взгляд с одного на другого и кусал губы, Иоанн плакал у него на плече. Стадо, оставшееся без пастыря, детали механизма со сломанной главной пружиной.

Матвей взглянул на меня, как утопающий на хозяина шлюпки. Я уже хотел крикнуть ему, что нет у меня никакой шлюпки, даже щепки нет, что я такой же потерпевший крушение в океане Мира, но почему-то передумал. Нет! Я сделал шаг к апостолам и сказал:

— Господа, подойдите ко мне, нам есть, что обсудить.

И они поплелись, как телки на веревочке.

— Мы сейчас вернемся во дворец. Собираемся в кабинете Учителя. Приготовьте ваши соображения о дальнейших действиях. Дело Господа не должно погибнуть.

Они послушались. Черт! Я был бы рад, если бы за это взялся кто-нибудь другой, меньший разгильдяй, чем я. Ну, хоть Филипп, или даже Марк. Но Филипп привык лишь исполнять приказы, а Марк всегда был только защитником, а не организатором. О Матвее с Иоанном и говорить нечего! Я вздохнул. Что же делать, если больше некому!