Апостолы

Мария прочитала новое «Credo», приняла от Господа кусочек хлеба и отпила из чаши, и Учитель благословил ее.

— Филипп!

Мой старый знакомый Филипп Лыков повторил все, что сделала Новицкая, только почему-то побледнел, когда пил из чаши, но преклонил колени перед алтарем и принял благословение Господа. Потом были Иоанн и Матвей, те апостолы, что оказались в этот момент в Риме.

— Павел VII!

Папу принесли на носилках. Он был страшно худ, а кожа его имела желтоватый оттенок. Господь впился в него глазами, и старик слабым голосом, медленно, повторил «Credo», позорно споткнувшись на «Кетцалькоатле» (впрочем, в этом месте спотыкался каждый второй). Папа принял причастие, и я увидел, как на его руке проявляется знак спасения.

— Игнатий Лойола! — вот так без упоминания его святости. Может быть, из святых и правда можно разжаловать?

Лойолу привели двое мускулистых парней и поставили его на колени перед престолом. Святой поднял голову и посмотрел в глаза Господу. И два горящих взгляда встретились, как пламенные мечи. Этот поединок продолжался мучительно долго, но, наконец, Лойола опустил голову и тихо сказал:

— Прости меня, Господи, я принял тебя за другого.

— Встань, Святой Игнатий и прими причастие Третьего Завета. Ты прощен.

Потом были другие святые. Кого-то приводили, кто-то приходил сам, но неизменно на их руках появлялись Знаки Спасения.

Церемония продолжалась. Святых сменили кардиналы и епископы, а хлеб все не кончался, и в чаше оставалось вино.

— Подумаешь, семью хлебами накормить толпу! — прошептал я. — Можно и одним!

— Не богохульствуй! — оборвал Марк. — Тебе мало?

Мало мне не было. Колени жутко болели, к тому же я замерз. По моим расчетам, давно миновал полдень, а Господь словно забыл о нас.

Началось причастие представителей рыцарских и монашеских орденов: бесконечные иоанниты, доминиканцы, кармелиты…

— Марк, а когда же мы? — шепотом спросил я.

— Заткнись, а то это будет завтра!

Францисканцы были последними как провинившиеся. Храм пустел. В высоких окнах за алтарем небо приобрело багровый оттенок. Мы остались вдвоем перед престолом Господа.

— Марк! — наконец сказал он.

Мой друг с трудом поднялся на ноги и подошел к алтарю. Причастие, благословение. Когда же это кончится? Я уже еле стоял.

— Пьетрос!

Все мышцы болели. Я сжал зубы и попытался подняться. Марк, было, бросился мне на помощь, но Господь строго посмотрел на него.

— Ну, Пьетрос, — сказал Учитель, когда я встал перед престолом. И я отчеканил «Credo», накрепко врезавшееся мне в память за сотни повторений. Хлеб оказался обычным, только чуть сладковатым, а в чаше пылал огонь. Я было помедлил, но наткнулся на горящий взгляд Господа.

— Это не смертельно, Пьетрос! Пей! — шепнул он.

И я отпил. Вино, но с сильным привкусом крови. Или мне это только показалось?

Я преклонил колени перед алтарем.

— Встань, я благословляю тебя!

Я мучительно поднялся.

— Иди и больше не греши! — усмехнулся Господь.

Глава третья

Мы пересекли площадь святого Петра и плюхнулись в машину Марка. Уже давно был вечер. Горели фонари, зажигая упрямый снег разноцветными искрами.

— А ведь сегодня рождество, Марк, — вспомнил я.

— Конечно. Скажи спасибо, что не пришлось стоять всенощную.

И Марк сел за руль.

— Неужели ты в состоянии вести машину? — сказал я и закашлялся. Судя по всему, я простудился.

— В состоянии, в состоянии. Едем во дворец. Выкинем Канцелярию Святейшей Инквизиции из твоих бывших апартаментов.

— Канцелярию чего?

— Ну, ты даешь, Петр! Совсем новостей не знаешь. Неделю назад Господь издал указ о восстановлении Святейшей Инквизиции. Но теперь она подчиняется непосредственно Господу.

Святейшая Инквизиция выкинулась безропотно и сразу переехала во дворец Монтечитторио. Ей были явно малы мои скромные комнаты.

А я свалился с воспалением легких, чего, собственно, и следовало ожидать.

Меня регулярно навещал Марк, а как-то он притащил с собой Ивана, которого в последнее время все чаще величали Иоанном. По-моему, этого очень хотел сам юный апостол. Он вообще любил все возвышенное.

Ангелочек принес мне связку апельсинов, которых у меня и так было полно и долго витиевато разглагольствовал о Париже и своих успехах среди студентов Сорбонны.

Я кашлял. Почти беспрерывно. Каждый день мне кололи пенициллин, но он абсолютно не помогал. Ангелочек презрительно взглянул на упаковку с ампулами, лежащую на тумбочке возле моей кровати.

— Говорят, появилась новая форма пневмонии, устойчивая к антибиотикам, — переключился он на другую тему. — В городе эпидемия. У Центрального вокзала целый квартал выкосило.

Марк свирепо уставился на Иоанна. Тот запнулся.

— Эпидемия гриппа, а не воспаления легких, — наставительно сказал мой друг.

— И того и другого, — беспечно согласился ангелочек. — Но вы не беспокойтесь. Никто из спасенных еще не умер. Умирают только «погибшие».

У Иоанна были хронические проблемы с переходом на «ты». В результате я тоже был вынужден говорить «вы» этому молокососу.

— А вы не боитесь меня навещать? Еще заразитесь.

— А нас Господь сразу вылечит наложением рук, — легкомысленно ответил мальчишка.