Читаем Аппендикс полностью

Лишь после того, как опускались решетки на магазинах и супермаркетах, становилось понятно, что у района есть еще одно, ночное лицо. Сгущалась темнота, и марокканцы занимали свои посты. Коренные санлорентийцы закрывали ставни. Корни у них были неглубокие – району и было-то всего лишь век с хвостиком. Через стеклянные двери множества крошечных лавок по продаже спиртного разливался мертвенный галогенный свет, под которым за кассой скучали продавцы, бледные, темнолицые призраки. Кайф хоронили среди древних кирпичей Гонория, в водопроводных трубах, в нишах для электропроводов, в подъездах. Продажа шла бойко. Ночами кланы бились за территорию. Соперники калабрийцы, прикупив магазины и рестораны, почти отошли от прямой продажи, но случались разборки и с ними. В окна врывалась ругань по-арабски. Оружие – разбитые бутылки – было всегда под рукой. Конкурентов-пушеров и разных помогал отмусоливали об мусорные баки, били ногами, колошматили мотоциклетными цепями. Но другая жизнь текла параллельно, будто ничего этого не было, хотя и в ней случались бытовые скандалы, разрывы отношений прямо на подмостках улиц, рыдали женщины, политиканы выкрикивали пророчества, осыпали проклятиями правящих. От крика старики санлорентийцы теряли свой легкий сон, открывали и снова закрывали окна. Гремела музыка – гопники ставили усилители на улице, мелкобуржуазная молодежь до пятидесяти приезжала сюда отпраздновать happy birthday и состязалась в караоке. Интеллектуальное юношество затягивалось косяками, гоморра, ндрангета, мафия и североафриканский криминальный мир распределяли сферы влияния, призывая бога границ Термина. Абстиненты с тяжелым взглядом проходили мимо. Гремели конгос – группка негров наяривала на площади напротив церкви Непорочной Девы (днем на ее фресках санлорентийцы узнавали в образах святых своих погибших во время римских бомбежек и фашистских репрессий родственников). Девушки под мухой и феном, а то просто так пускались в пляс. В другом углу пятачка южане играли тарантеллу, тела молодых людей лежали на дорогах, иногда – прямо на проезжей части, у подъездов валялись использованные студенческие наборчики для курения крэка: банка с содой, ложка, пластиковая бутылка. Не изменилось здесь лишь поведение полиции и карабинеров: так же, как раньше, они предпочитали сюда не соваться.

Рим вечный, почти неизменный, может быть, почти такой, каким он был и две тысячи лет назад, переливался многоцветной накидкой Апаты. В эти часы здесь сосуществовали расы и нравы, социальные классы, разница вкусов. Кого-то ломало, кого-то колбасило, кто-то просто пытался себя понять, кто-то расстался с девушкой и хотел забыться, и кокс с амфетамином, своеобразные символы равенства, объединяли всех, как могли. Не для каких-то там аутичных, верных герычу маргиналов существовал они, а были модой, легким отношением к жизни, просто способом хорошо провести вечер, а то и начать деловое утро. У них было много ипостасей, и они были по плечу кому угодно: и студенту, и гопнику, и старику-артисту, и служащему. И даже уже школьникам предлагали его сбытчики. Чувство голода по прошлой, уже такой несвоевременной галлюциногенности, по веселым трипам поднималось в Вале. По сосредоточенности, что нисходила за вдыханием горящей травы и помогала открывать законы физики без помощи уравнений. Мистерия самопознания, протест и разделение опыта с другими – детали давно исчезнувшей эпохи, чьим реликтом или экскрементом он был. И вот уже звон сотен пустых бутылок и банок, что катились на него по разбитой булыжной мостовой под гул мусороуборок с нежным именем Ама[141], возвещал скорый восход. На улицы выходил невыспавшийся санлорентийский люд, в полутьме грузовички везли снедь на районный рынок.

Перейти на страницу:

Все книги серии Художественная серия

Похожие книги