Аппендикс

«Слушай, у тебя вода идет?» – моя единственная соседка очень редко появлялась у себя, а когда появлялась, по ней можно было сверять часы. Перед ужином шумела вода по трубам – она принимала душ, в восемь тридцать, гремя высокими каблуками, тяжело спускалась с узкой спиральной лестницы и хлопала входной дверью в нашу башню. В полночь она возвращалась в компании с мужским голосом и в три утра уходила опять. Судя по шагам, кажется, без спутника. Хотя один раз я не удержалась и подсмотрела в окно: какая-то пара шла в обнимку, однако со спины женщина была совсем не похожа на мою соседку. Только однажды мы с ней обменялись репликами на лестнице, и вот надо же, сегодня я поднималась в ее квартиру с плоскогубцами, чтоб вместе с ней пытаться повернуть центральный кран, закрытый водопроводчиком. Эта соседка была моей домашней головоломкой, которая на сегодня разрешалась осознанием того, что тайная жизнь могла быть у кого угодно, что у каждого она, наверное, была, что уж говорить о Вале, которого даже под самым сильным солнечным светом я никак не могла увидеть прозрачным. С маленькой террасы башни я посмотрела в небо. Моросило, но среди дождинок был виден яркий иглистый шарик Полярной звезды, и мне показалось, что Вал в этот момент тоже смотрит на нее. Вернувшись, счастливая, я сразу заснула, но перед этим уже без всяких сомнений позвонила Валу.

– Беби, вставай, пойдем смотреть на Сириус, я только что его видел, он яркий, как твои глаза, – стоял он надо мной тоже какой-то чуть ли не восторженный. Было еще темно.

Покорно я оделась, по дороге все собираясь рассказать, как мы опять совпали, на этот раз в звездах, но от сонливости не могла раскрыть рта, пока не задрала голову: на светлеющем небе, что обрисовывало Яникульский холм, еще ярче Поляной горела Псица.

– Устроим себе каникулы, – говорил Вал, когда мы, уже согретые солнцем, завалились в бар позавтракать. – Поедем куда-нибудь, начнем выходные с середины недели, воскресенье – с четверга.

В башню Вал поднялся лишь на минуту.

– Вернусь максимум через полтора часа, и айда, машину я поставил на набережной, недалеко от Замка. Как тепло на улице, почти весна! – И Вал снова повесил на стул куртку, но уже другую, как будто мой дом – это была какая-то гардеробная.

Опять я открыла окно, удивляясь своей новой сентиментальности. В последнее время, поступая из какого-то мирового чувствохранилища, она окатывала меня слишком уж часто. Высунулась, ждала, оглянется ли. И он помахал мне радостно, продолжая идти вперед спиной в сторону моста.

А я, дальновидная хозяюшка, сварила яйца, достала плетеный ящик для пикника и наполнила его всякой всячиной. Время бежало, я старалась успеть убрать перед дорогой, припарадиться самой, так что, когда я подумала, что почти все сделано, прошло как раз полтора часа. Ох уж я расстаралась – отмыть бы все до солнечного сияния, и чтоб воздух вошел в самые заподлячие углы. А Вал все не возвращался, и вновь зарядил дождь, солнце скрылось, поднялся ветер.

Уж полдень близится, а Германа все нет, – вспылила немного я и решила выйти на улицу, отвлечься, чтоб не ждать без толку. Мне не хотелось играть в женщину-пилу. В квадратике неба маленькой площади мелькнули ласточки. В самом деле, прилетела весна. Нагулявшись под дождем, я почти бежала домой. Я уже не сердилась. Вал, конечно, ждал меня, заметив, что я не взяла с собой мобильник. Весело я посмотрела на окно и взбежала наверх. В норе было темно и холодно. На столе стоял ящик для пикника, а сверху лежал мой мобильник. Я поискала записку, хоть какой-нибудь знак. Собравшиеся у нижнего века воды раздвоили предметы, подчеркнув нелепость этой шкатулки для пикника и обидно напомнив о хлопотливом утре. Робко я нажала на имя Вала в мобильнике, и сердце мое упало. Звонок доносился из синей куртки, в которой Вал пришел сегодня. С пустотой во внутренностях я вытащила телефон из ее кармана и смотрела, как зажигается зеленое табло, пока звонок сам по себе не прервался. Тупо я уселась на кровать, попыталась читать, заснуть, прошло много времени, и я услышала грохот каблуков на лестнице, пробивших мне полночь. Я открыла окно и выглянула на улицу. Было светло от полной луны. Положив оба телефона в карманы, я снова вышла на улицу. На мосту в полном молчании выстроились ангелы. Все их взгляды были устремлены на меня, и их заволокла скорбь. Желтым горели фонари, светился Замок, шли люди, но что-то необычное происходило вокруг, и, только взглянув на купол слева, я поняла, что луны в небе больше не было. На полдороге я повернула назад. Вместо того, чтобы перейти на другую сторону, я пошла по Старобанковской и вышла на маленькую площадь. Под зажженными люстрами в окне дворца Фарнезе ликовали любовники на фресках.

Только вернувшись, я перечитала все сообщения в телефоне Вала, но не нашла в них ответа. Там был лишь мой номер и сотни эсэмэсок ко мне. А Чиччо Вал, наверное, продолжал звонить по старинке из автомата, хотя найти их уже было практически невозможно. И я позвонила Чиччо.