Аппендикс

Я сидела у колонны под февральским небом: розовое и голубое, намек на весну. Проходили женщины с тюльпанами. Согревшись, я закемарила. В одном из коротеньких снов-вспышек я бесконечное количество раз приходила на остров, заходила в больницу, проходила по коридору, подходила к палате Вала и смотрела на него через стекло. Правда, мне не удавалось увидеть его лицо, а только лишь руку с капельницей. Начинался пожар, я выносила его на руках, как Сан Джованни по кличке Божий, но у самого выхода огонь охватывал нас. Как обычно при дурном течении сна, полупросыпаясь, я принуждала себя снова заснуть и досмотреть сон уже с хеппи энд’ом.

Днем мы заехали с Чиччо на улицу Мерулана. У юриста Дарио, считал Чиччо, точно найдутся друзья-адвокаты. Дверь нам открыл один из квартирантов, чуть поклонившись и вводя нас белизной своих открытых в улыбке зубов в какие-то нам самим непонятные искушения и обман.

Не удержавшись, я заглянула в угол, где недавно еще были сложены мои книги. Их стало намного меньше. Или это тоже была галлюцинация? Узнай я об этом в другой момент, я принялась бы рыскать повсюду, будто дикая самка, но сейчас любое обладание, кроме обладания Валом, мне было по фигу, просто безразлично, говоря более высоким языком – индифферентно.

В кабинете-спальне Дарио вместо него мы обнаружили устроившихся на диване, в кресле, за столом филипинцев. Они радушно приподнялись нам навстречу. У того, который сидел за письменным столом, в руках была одна из составляющих моей расползшейся по городу библиотеки.

– Дарио скоро вернется, если не торопитесь, подождите, – предложил он по-итальянски, – а у нас тут пока идут занятия. Урок русского языка, – пояснил он.

– Да-да, он знает русский, – закивали на него с восхищением товарищи, – учился в России.

– А я тоже знаю, – как-то неуверенно вставила я.

Товарищи что-то залопотали, наверное, это было «продолжай», потому что учитель взглянул на страницу и прочитал: «Из варяг в греки – вот судьба. Все путешествую. Когда стану постыдно равнодушным?» – и он добавил что-то по-басурмански. То ли объяснял синтаксис, то ли переводил.

– Вообще-то раньше это была моя книга, – все-таки не удержалась я.

– Вы правда говорите по-русски? – спросил чтец по-итальянски, нисколько не сердясь на то, что я опять его перебила.

– Ну типа да, – помялась я. – Вам нравится? – указала взглядом на книгу.

– О, прекрасная! – Маэстро томно опустил глаза под очками.

– Да, это знаменитый писатель, – уверила я их, – все в России его знают, изучают со школьной скамьи.

Я вышла на цыпочках из этой избы-читальни, а Чиччо остался ждать хозяина. Ему не терпелось рассказать, какой интересный случай предоставлялся какому-нибудь талантливому адвокату: скрывающийся от правосудия террорист, схваченный в момент ограбления антикварной лавки, или человек с проблемной психикой, боком причастный к вооруженной борьбе, который ни разу ни в кого не выстрелил и, уж конечно, не собирался грабить лавку, хотя и был найден с пистолетом, но не принадлежал ли тот хозяину лавки, который когда-то донес на товарищей полиции и, возможно, был замешан… но в этом месте у Чиччо появлялись сомнения. Как подойти к государственной тайне Полишинеля?

– Открыл глаза! – победоносно вострубил полицейский, завидев меня. Сегодня он не старался приподняться над простыми смертными и вел себя запросто. Наверное, гордился, что его подопечный оказался таким стойким мужиком, ну прямо как если бы и сам был полицейским. Если так будет продолжаться, то скоро именно ему этот мужичок будет вверен для препровождения в темницу. – И дышит сам! – продолжал он. – Иногда в коме лежат неделями, месяцами, знаете, за них дышит аппарат, и кормят их через трубку. Хороший знак, сильная натура.

– Хотите кофе? – уцепилась я за соломинку.

Полицейский взглянул на часы.

– Пять вечера, до ужина еще далеко. Не откажусь, – улыбнулся он благодарно.

О, великие органы порядка Рима! Как и у всех прочих коренных обитателей этого града, у них было разборчивое и требовательное нёбо, ради которого они были готовы закрыть один глаз.

– Тогда я принесу из бара.

Внизу были автоматы, но кофе там был хуже лекарства, которое прописывали при уринотерапии, я не пробовала, но по слухам, хотя и мало было последователей этого врачевания.

– Ой, ну что вы.

– Сколько пакетиков сахара взять?

– Один, спасибо, премного обязан.

Мосты были наведены. Да и как без мостов, ведь мы были на острове. Между прочим, я могла бы подсыпать в кофе снотворное, а потом зайти в палату, но мне не хотелось нарушать даже мысленно ту радостную сосредоточенность, наступившую при известии, полученном от мадамы[145].