Аппендикс

Собрались на одном лугу и любители музыки. Уже издалека видны были ударные – большой барабан, том-томы и узкий, вытянутый вверх барабан. По приближении показался один музыкант в белой рубашке, что обнял контрабас, и другой, он прислонился к липе с аккордеоном, третий доставал скрипку из футляра. Еще одна девушка настраивала альт, в стороне стояли люди с нотами в руках. Подходило все больше народу, и мы с Олей тоже торопились на концерт. Да-да, именно с ней, с Олькой Волковой, моей минутной подругой детства, а ныне соучастницей и попутчицей.

– Зачем, – в который раз я изумленно допрашивала ее, – зачем ты вернулась в эту бездомность?

– Именно потому и вернулась.

Мне казалось, что Оля совсем сдвинулась по фазе. Теперь, когда у нее были документы (нашлись в римской полиции, пока она сидела в лагере), она зачем-то снова въехала в Италию через Украину нелегально, а это стоило немалых денег. Нет смысла препираться с таким человеком, и я послушно несла коробку, в которой лежало несколько банок с мерзостью. Выглядела она как небольшие салями или сангвиначчо. Чем дальше мы шли, тем тяжелее становилась коробка. А как иначе, если тащишь часть себя, кусочек своей плоти, собственную руку или голову? Иногда я приоткрывала ее и подглядывала в щель.

– Особый человек, старичок один, подозреваю, это был Никола Угодник, замерил энергию. От твоего – идет просто сильнейшая. Что-то ты такое заглатывала, наверное. При определенных действиях и словах, при коллективной медитации и взаимодействии мыслей с содержимым склянки должна произойти вспышка, чудо выравнивания полей – приостановка времени, и тогда откроется понимание.

Эту фигню Оле не надо было долго искать. В Питере все еще жила ее тетка-медсестра, когда-то давно, в день злосчастного для нас Первомая устроившая Олю по блату в ту же детскую больницу, куда попала и я. После расформирования больничного музея тетка забрала часть экспонатов к себе. В нашем городе это было нормально. С пеленок нас водили в Кунсткамеру, и всякие курьезные чудеса природы привлекали нас, как иных какой-нибудь большой колокол.

– А другие тебе зачем?

– Может, продам. Яну помочь, одного его оставляю. Милостыню ему не особо подают. Сегодня, – Оля тащила рюкзак, и бог знает, что там лежало, – подходящий день для эксперимента с мощами прошлого, может открыться тайное имя города. А если нет, то пойду дальше искать.

– Зачем тебе еще куда-то идти? Почему не можешь остановиться?

– Ты что думаешь, сокровенное тебе на блюдечке с голубой каемочкой подадут? Его заслужить нужно. Я адепт новой религии. И когда я была вдалеке, я поняла, что именно здесь она уже развивается. Понимаешь, в остальных Европах – как? Там все черное или белое, порядок, резервация, газоны, социалка до опупения. А тут хаос, джунгли. Ведь говорят же, Рим – открытый город. Ты мне сама рассказывала про asilo – убежище, которое Ромул выделил на Капитолии. Помнишь? Человек любой национальности, будь он даже убийцей, мог получить там приют. Рим гнусный, грязный, но это сама жизнь, у этого городишки мощный иммунитет.

– Я читала, что тайное имя Рима – Амор. – И перед моими глазами пронеслась Венера. Низко она шагала по-над землей, и ее темная накидка развевалась на фоне тьмы. Адонис лежал лицом вниз на красной тряпке. А Вал где-то там поправлялся, и моя накидка была прозрачной на просвет, как занавеска, за которой – весна. – Оль, любовь – вот тайное имя города.

– Ну ты даешь! Это ж не тайное! Это зеркальное и просто одно из секретных. – Оля была разочарована. – Тайное не-из-вест-но. Пока.

В этот момент Оля увидела Марио, он шел нам навстречу, в чуть приталенном пиджаке, душка, и Оля побежала целоваться, а я опять приоткрыла коробку. На банке было налеплен пластырь с моим именем и цифрой – количеством сантиметров аппендикса. Что он скрывал в себе? И уже не с омерзением, а с трепетом я взглянула на него.

Мой бывший город и его горизонт лица друзей портрет Петра Великого во весь рост единственное что сохранил для себя мой отец под конец жизни на выселках не пожелал пристроиться ни к какой кормушке горы Кавказа в одиночку дед проходил по восемьсот километров мол «я увлекаюсь этим видом спорта ибо он очень итересен и разнообразен» умер вдалеке незаметно бабка вытаскивала пули из тела второго мужа стояла перед ним на коленях в буфете кинотеатра Титан по русской традиции упрекала в жадности другую бабку а та несмотря на бедность умудрялась-таки выглядеть как девушка из самой лучшей семьи скромно и по моде той еще двадцатых годов а идеально заштопанные маечки тому были не помеха и Бетховен даже Шопен с Гейне так плохо мне знакомая мать жила ими в юности все съеденные страницы книг заглоченные бусины многогранные мосты и все утонувшие в невской воде без запаха