Аппендикс

Я вытащила банку, и солнце подкрасило цвет отростка. На мгновение я прикрыла глаза от света, рука дрогнула, и дзынь – склянка раскололась, скатилась в приоткрытый люк. Да, Оля была права: в Риме царил вечный хаос, до сих пор, кажется, велись работы по восстановлению стены, разрушенной французами во время разгрома Римской республики в тысяча восемьсот сорок девятом году. На люке, как и на всех остальных, было написано звучное S. P. R. Q. – сенат и народ Рима.

– Давай, скоро начнется, – махнула мне Оля.

На лужайке были уже Катюша и Джада, даже гнуса Кармине они притащили с собой и Мелиссу привезли на каталке. Женщины хлопотали у стола, готовили закуску.

Под деревом сидел наш латинист со своей тетрадкой и читал юношеству переведенный им с латыни случайно найденный при недавних раскопках отрывок:

Это был радостный день для меня. Тогда я еще не умел читать и не знал, что такой быстроте моей продажи я обязан картонке, на которой значилось, что я гречонок. Это было неправдой, я и сам не знал, откуда я, но по-гречески я говорил неплохо. Очень смутно я помнил свою мать, которая мне пела и осыпала меня ругательствами совсем на другом языке, но с тех пор, как она исчезла, никто другой меня не понимал, и очень быстро я выучил греческий.

Я достался симпатичному господину, который снял с меня картонку и, дав тунику, повел прочь с рынка. По дороге я увидел друга, его тоже купили, мы познакомились во время плавания, и мне жаль было с ним расставаться. Он был темный, как сумерки, а сумерки я любил. Долго мы шли по улицам, которые мне казались воплотившимися фресками и картинами, которые я видел в доме одного богача, с той разницей, что на фресках было мало людей и все, что на них изображалось, было торжественно, кроме, конечно, силенов и сатиров, а тут всюду сновал люд, который сам походил на сатиров, слышна была ругань, грохот проезжающих тележек, и очень сильно пахло мочой, что стояла в огромных вазах по обочинам, калом ослов и мулов, да и не только их. По дороге, однако, мы зашли в помещение, которое показалось мне дворцом. Во втором зале сидели несколько человек и разговаривали между собой. Мой сопровождающий приподнял тогу и тоже уселся на один из тронов. Поздоровавшись с соседями, он хорошенько натужился и покраснел.

– В добрый час, Тулий, – воскликнул один из вновь вошедших, – и тебя, что ли, пробрало из-за вчерашних бобов? Дристай же хорошенько, пусть вылезет с этим вся твоя спесь, вошедшая в тебя во время нашей вчерашней пирушки!

– А из тебя пусть выйдет лизоблюдство и все то, что ты нализал и высосал у нуворишей и…

Тут отрывок заканчивался. Молодежь слушала объяснения своего учителя и древнее срамнословие с воодушевлением. Меж тем музыканты были наготове. «Первая часть – Призыв богини Ошум, – объявила девушка, – просьба не хлопать между частями», и Диего – теперь со спины было заметно, как же он вырос и раздался в плечах, – взмахнул палочкой.