Апраксинцы

Послдній тостъ былъ «за здоровье всхъ дамъ, двицъ и кавалеровъ». Снова ура, и снова звонъ посуды. Юноша, желавшій выпитъ рюмку скипидару, къ немалому удовольствію двицъ выпилъ полрюмки уксусу; сосдъ его, изъявившій желаніе за здоровье Анны Максимовны състь жаркого съ дегтемъ, нарочно уронилъ подъ столъ вилку, ползъ ее поднимать и поцловалъ у этой двицы руку. Та такъ и зардлась…. отъ удовольствія или отъ стыда — Богъ ее вдаетъ.

За столомъ въ другой комнат было просто безобразіе; слышался какой-то несвязный говоръ, вс говорили вдругъ и никто не слушалъ. Одинъ гость до того упился, что легъ ту костьми; его тяжело дышавшее тло офиціанты вынесли на лстницу. Харламовскіе молодцы, забывшись, что кругомъ ихъ сидятъ посторонніе люди, начали изливать свои души передъ бирюковскими и, какъ водится, ругали хозяина.

Конецъ обда. Понесли бланманже. Знакомый намъ въ начал разсказа Блюдечкинъ, тянувшій во время обда очищенную и не дотрогивающійся до другихъ винъ, началъ подчивать своего сына Павлю мадеркою. Блюдечкинъ посадилъ своего сына рядомъ съ собою, съ цлью, чтобъ онъ въ сообществ товарищей не выпилъ лишняго; но Павля былъ не такъ простъ: онъ разсчиталъ, что лучше посл выпьетъ, отказался отъ «мадерки» и не сталъ пить при тятеньк. Офицеры были очень довольны, что попали на свадьбу; они попили, поли, попляшутъ до упаду и будутъ первыми кавалерами. Апраксинскія дамы, матери семействъ, пересудили все и вся, отъ башмака и до прически. и наконецъ замолчали.

— Не взыщите, чмъ богаты, тмъ и рады! сказали старшій Бирюковъ и Харламовъ и встали съ мста.

Примру ихъ послдовали вс гости и толпою отправились благодарить «за-хлбъ, за-соль».

Посл обда тотчасъ-же составились партіи въ преферансъ и горку. Надзиратель, дьяконъ и четыре почетные гостя сли за зеленое поле, сначала по маленькой, пятачекъ темная. Нмцы-конторщики, у которыхъ Харламовъ покупаетъ товары, сгруппировались и тоже составили преферанчикъ. Это нужные люди для хозяина, потому около нихъ то-и-дло хлопаютъ пробки вдовы Клико. Блюдечкинъ поминутно шныряетъ между гостей; очищенная произвела надъ нимъ благотворное дйствіе: онъ то-и-дло пощипываетъ бородку, не обращаетъ вниманія на грховное быліе и, не заботясь о закон, помстился какъ-разъ подъ самую сигару Карла Иваныча Лукса.

— Извините, Карла Иванычъ, не обидьтесь, вотъ и я какъ Павлю женить буду, такой-же пиръ задамъ. Ужъ и то, не обидьтесь, шубу въ пятьсотъ рублевъ сшилъ: пусть, думаю, женихается.

Въ этотъ разъ онъ еще чаще пересыпалъ свою рчь поговорками: «извините» и «не обидьтесь».

Въ ожиданіи танцевъ, покамсть въ зал уберутъ столы и полотеры натрутъ полъ, кавалеры собралися покурить.

Вотъ сидятъ два апраксинца. Это шикаріи какъ называютъ ихъ туземцы. У одного фракъ, не въ примръ прочимъ, на подкладк пунцоваго глясе, а другой въ голубомъ поджилетник. Думалъ-ли французъ Шикаръ, что далеко-далеко на свер, на Апраксиномъ имя его войдетъ въ употребленіе и на долго останется!

Прислушаемтесь къ ихъ разговору.

— Что ты третьяго дня не былъ въ маскарад? Я былъ.

— Полно врать-то! Неужто отче отпустилъ?

— Ха-ха-ха! Да, дожидайся, держи карманъ!.. Я, братъ, нынче и безъ спросу куда хочу, туда лечу: у меня такая механика подведена. Онъ часовъ въ одиннадцать завалился на боковую, а я по грязной лстниц, далъ тягу; молодца у дверей спать положилъ: какъ постучусь, такъ чтобы скорй отворилъ. Въ пять часовъ воротился, да чуть на него не наткнулся. Минутъ пять — и пропалъ-бы я: онъ ужъ былъ вставши и къ заутрени собирался.

— Расначилъ-бы [10] онъ тебя, ежели-бы увидалъ!

— Еще-бы!.. Ты съ кмъ первую кадриль танцуешь?

— Съ Черноносовой.

— Разв они здсь?

— Здсь, братъ… Муженекъ-то Михайло Иванычъ непремнно хотлъ ссть съ нею рядомъ; это, знаешь, изъ ревности, чтобъ никто съ ней не разговаривалъ, да ужъ шаферъ ему сказалъ: «Потрудитесь, говоритъ, Михайло Иванычъ, къ мужчинамъ ссть: здсь дамы сядутъ.» Весь обдъ на нее смотрлъ. Ужъ будетъ-же ей завтра гонка!

— А что?

— Да вдь онъ такой аспидъ, что хуже цпной собаки: двухъ женъ загрызъ, это третья.

— А вотъ и бабошникъ. Смотри, ужъ клюкнулъ; при отц за столомъ ничего не пилъ….

— Какой бабошникъ?

— Павля Блюдечкинъ. Его бабошникомъ зовутъ у насъ въ рынк. Отецъ думаетъ, что онъ еще ребенокъ, а у него одна штучка на вздержк [11] есть. Мн Сомилкова молодецъ сказывалъ: шляпку для ней къ рождеству у него купилъ. Вотъ теперь и гляди. А монахомъ прикидывается!

— Ну, господа, кто хочетъ прохладиться, пожалуйте! вскричалъ вбжавшій въ комнату шаферъ.

Въ рукахъ его были дв бутылки мадеры. Офиціантъ несъ сзади рюмки.

— Ну, начинайте, за мое здоровье!

Слова эти не были гласомъ вопіющаго въ пустын: его такъ и осадили со всхъ сторонъ.

— Что-жъ, братъ Ваня, выпьемъ! обратился одинъ изъ шикарей къ своему товарищу.

— Да неловко: сейчасъ танцовать будемъ; я ужъ и то за обдомъ пилъ. Лучше подъ конецъ вечера кернемъ.

— Да ну, не разговаривай, — за компанію! За компанію жидъ удавился и монахъ женился!

Противъ такихъ доводовъ товарищъ уже не противорчилъ.

— Ну давай! проговорилъ онъ и выпилъ рюмку.