— Она была составлена при моем участии.
— Вы единственный ее автор?
— Я уже сказал: я принимал участие в ее составлении.
— Не могли бы вы немного рассказать об этой программе? Какие столкнулись мнения при ее выработке? Кто был вашим единомышленником, кто — противником?
— Вас интересуют персональные позиции членов фракции?
— Да, да, персональные. Буквально несколько слов.
— А почему несколько слов? Если вы действительно хотите знать наши взгляды, я могу рассказать о них подробно.
— Да, да, конечно, это очень любопытно.
— Но при одном условии: вы не будете перебивать меня.
— Разумеется… Видите ли, Ульянов, наши предыдущие с вами встречи не всегда, мягко говоря, проходили спокойно.
— Вот именно, мягко говоря.
— Поверьте, я весьма сожалею об этом. Но ведь и вы поймите: служба!.. Я, может быть, лично ничего и не имею против вас. Больше того, вы даже чем-то симпатичны мне — своей твердостью, выдержкой, логичностью. По роду своей деятельности я обязан узнать у вас гораздо больше того, чем вы сами хотите мне рассказать. Профессия требует. Вы понимаете меня?
— Понимаю.
— Я глубоко огорчен тем, что иногда мне приходилось говорить вам слова, совершенно не соответствующие нормам общения интеллигентных людей. Мне бы несомненно доставило огромное удовольствие, Александр Ильич, встретиться с вами в иных обстоятельствах, нежели сейчас. Но увы!..
— Да, при иных обстоятельствах наша встреча вряд ли состоится.
— Я говорю вполне серьезно… Впрочем, может быть, это тяжело для вас. Извините.
— Пожалуйста.
— Вы хотели рассказать о программе вашей партии…
— Я жду возможности начать свой рассказ.
— Прошу вас.
— По своим основным убеждениям, господин прокурор, мы, социалисты…
— Простите, а название вашей партии? Вы же взяли себе наименование «Народная воля»?
— Я просил не перебивать меня.
— Но, Александр Ильич! Надо все выяснить с самого начала.
— Что вы хотите выяснить с самого начала?
— Вы называете себя социалистами — ну, это еще полбеды. Но ведь вы же на улицы с бомбами выходите!
— Потрудитесь выслушать меня до конца. Тогда вам все сразу станет понятно.
— Извольте.
— Мы, партия революционеров, убеждены, что материальное благосостояние личности и ее полное, всестороннее развитие возможны лишь при таком социальном строе, в котором общественная организация труда дает возможность рабочему пользоваться всем своим продуктом и где экономическая независимость личности обеспечивает ее свободу во всех отношениях…
— Александр Ильич, я все-таки вынужден вас перебить. Я просто не понимаю некоторых ваших положений. Что это означает — общественная организация труда?
— Если вы не понимаете этого положения, вам будет весьма затруднительно разобраться в наших взглядах.
— Я не понимаю в том смысле, в каком вы говорите о возможности рабочего пользоваться всем своим продуктом.
— Но это азбука социалистических знаний, господин прокурор.
— Но я же не социалист!
— По роду своей деятельности вы давно должны были бы изучить убеждения социалистов.
— Может быть, и должен. Но дело-то все время приходится иметь не с социалистами, а с террористами!
— Я вас понял, господин Котляревский. Вы будете прилагать все усилия для того, чтобы выставить нас на всеобщее обозрение как заурядных убийц, а не как сознательных борцов за гражданские идеалы.
— В чем заключаются эти идеалы?
— Хотя бы в тех взглядах, которые вы не даете мне высказать… Вы будете слушать?
— Попробую.
— Так вот, только тогда, когда государственное устройство будет приведено в соответствие с социалистическим идеалом, только тогда государство выполнит главную свою задачу — доставить человеку возможно больше средств к развитию. И только в таком обществе будет возможно беспредельное нравственное развитие личности…
— Благонамеренная личность, Ульянов, имеет возможности для нравственного развития и в рамках существующего государственного устройства.
— А неблагонамеренная?
— Должна стремиться к тому, чтобы стать благонамеренной. Вот наиболее достойный путь нравственного развития.
— Вопрос только в том, что считать благонамеренным, а что — наоборот, не так ли?
— Этот вопрос не подлежит никаким обсуждениям. Религия и нравственные нормы общества дают на него неизменно постоянный и четкий ответ.
— Да, конечно… Я знал, что это напрасная затея — пытаться что-либо объяснить вам. Мы с вами биологические антиподы, господин прокурор.
— Биологические антиподы? Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду такое внутреннее устройство двух живых существ, когда они одновременно не могут находиться в одной и той же среде.
— Вам придется временно придержать свои мысли о биологии. Конвой!.. Отправить в крепость!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Семь шагов от окна до дверей.
Семь шагов от дверей до окна.
Семь шагов от окна до дверей.
Семь шагов…
Итак?
Они хотят политическую акцию превратить в уголовное преступление. Свести все дело только к террору, только к цареубийству, только к динамиту и отравленным пулям.
Не выйдет. Надо дать бой. Надо во что бы то ни стало защитить гражданские и общественные идеалы партии. Надо привести в порядок все свои мысли и соображения по этому поводу.