Апрель

НЕКЛЮДОВ (перебивает)…знала, что динамит уже приготовлен?

«Опять поймал?» — улыбнулся Дейер.

САША. Потому что она убедилась, что я приехал к ней на дачу не для уроков с ее сыном, а для…

НЕКЛЮДОВ (перебивает)…а для того, чтобы делать динамит?

САША. А для своих химических опытов. Это было оговорено заранее. Каковы же были эти опыты — об этом Ананьина ничего не знала.

«Ульянов всеми силами старался выгородить Ананьину, — думал Дейер, — но прокурор так искусно ставил вопросы, что чем подробнее объясняет Ульянов невиновность Ананьиной, тем больше эта виновность усугубляется».

НЕКЛЮДОВ. Вы приехали давать уроки, а пробыли всего три дня. Это не может не показаться странным, тем более что…

САША (перебивает)…мои неудовлетворительные занятия с сыном Ананьиной сделали для нее мой отъезд вполне естественным.

Прокурор повернулся к столу членов суда, развел руками.

— У вас больше нет вопросов, господин обер-прокурор? — спросил Дейер.

— У меня вопросов больше нет.

Неклюдов наклонил голову и сел на свое место.

— Ульянов, — глухо заговорил Дейер и, чувствуя, что после долгого молчания голос у него немного сел, откашлялся, усилил артикуляцию, — объясните суду, кто же вас все-таки научил приготовлять разрывные метательные сна-ряды?

Саша молчал. Поединок с прокурором стоил ему немалых душевных сил. Чтобы переключиться на Дейера, нужно было успокоиться, прийти в себя.

— Может быть, вам помогал кто-нибудь?

— Да, помогал.

— Кто же?

— Мне давал указания один человек.

— Это Говорухин?

— Нет.

— Лицо, дававшее вам указания, находится в числе подсудимых?

— Нет.

— Этот человек практиковался раньше в изготовлении динамитных снарядов?

— Не знаю.

— Но с химическими операциями он был знаком?

— Безусловно.

— Вы отказываетесь назвать имя этого человека?

— Господин сенатор, это наивный вопрос. Если я не назвал его во время следствия, то не назову и сейчас.

— Ну что ж, это, пожалуй, логично…

Дейер, забыв про Окулова, сделал небольшую паузу, и сенатор Окулов не преминул тут же этой паузой воспользоваться.

— Ульянов, ранее у нас уже был разговор, — скороговоркой зачастил Окулов, — о том, что при бегстве Говорухина за границу провожали его вы. На предыдущем заседании вы показали, что деньги для отъезда Говорухина доставили также вы.

— Я не отказываюсь от этих показаний.

ОКУЛОВ. Но вы отказались сообщить суду источник получения этих денег… В то же время из материалов суда следует, что самостоятельными средствами к жизни вы не располагали и в университете содержались на счет вашей матери.

Саша взглянул в последний ряд — мамы по-прежнему не было.

— Я могу сообщить суду источник тех средств, которые были переданы мною Говорухину при его отъезде за границу.

Окулов многозначительно посмотрел на Дейера, как бы подчеркивая свое умение заставлять подсудимых говорить именно то, что важно и необходимо знать судьям.

САША. В университете на третьем курсе я получил золотую медаль за сочинение по зоологии. Это была работа о внутреннем строении кольчатых червей…

ЛЕГО. О чем, о чем?

САША. О внутреннем строении кольчатых червей.

ЛЕГО. Червей?

САША. Да, червей.

ЛЕГО. Странно…

ОКУЛОВ. Продолжайте, Ульянов.

САША. Когда Говорухину представилась надобность ехать за границу, я заложил медаль.

ОКУЛОВ. Какие же средства могла доставить вам золотая медаль?

САША. Она доставила мне сто рублей.

ОКУЛОВ. И этой суммы оказалось достаточно для поездки за границу?

САША. Этой суммы оказалось достаточно, чтобы пересечь границу.

ОКУЛОВ. А разве своих средств у Говорухина де было?

САША. Были.

ОКУЛОВ. Так зачем же потребовалось закладывать медаль? Экзотика? Романтика?

САША. Свои деньги должны были поступить Говорухину уже после того, как он твердо обоснуется за границей. А для отъезда нужно было достать скорее.

ОКУЛОВ. Каким образом Говорухину удалось получить заграничный паспорт?

САША. Он предполагал достать его в Вильно.

ОКУЛОВ. От кого?

САША. Не знаю.

ОКУЛОВ. И что же, достал?

САША. Этого я тоже не знаю.

ОКУЛОВ. Но ведь вы же провожали Говорухина до самой Вильны.

САША. Нет, я провожал Говорухина только до Варшавского вокзала в Петербурге.

В зале засмеялись. Дейер строгим взглядом окинул ряды публики, как бы говоря, что в зале судебного заседания можно по-разному проявлять свои чувства: негодовать, возмущаться, плакать, раскаиваться, только не смеяться. Суд — дело серьезное. Тем более суд Особого Присутствия Правительствующего Сената. Сюда люди собираются не для веселья. (Все эти мысли были одновременно собраны в строгом выражении лица председателя суда.) Но внутренне первоприсутствующий был весьма доволен: наконец-то раскрылось, что Окулов не так уж и хорошо знает дело этих вторых первомартовцев, как он это старается доказать своим активным участием в допросах подсудимых.

Когда шум в зале, вызванный столь неожиданно возникшим смехом, понемногу утих, Дейер решил продемонстрировать и судьям, и сословным представителям, и всем остальным участникам процесса, что если уж его, Дейера, назначили первоприсутствующим, то, следовательно, и дело лучше всех знает именно он, первоприсутствующий, а не рядовой член суда Окулов.