Апрельская ведьма

– Доброе утро, – сказал он, усаживаясь. Потом развернул «Мутала тиднинг» на коленях и притиснул, как и ожидалось, ее бедром. Она лишь пробежала взглядом по газетному листу и отвернулась, глядя на моросящий дождь, пока до нее дошло, что именно она только что увидела. Она снова поспешно наклонилась над газетой, у старикашки дух перехватило, когда ее куртка распахнулась, открыв полурасстегнутую блузку и ложбинку между грудей. Да. Все точно. Сегодня пятое октября. Три года как умерла Гертруд. День в день.

– Слушай, – сказала она приглушенным голосом и под прикрытием газеты осторожно положила руку на ляжку Нильссона. Он заморгал и вперился в газету остановившимися глазами, словно нашел что-то невероятно важное, какую-то неслыханно интересную статью, способную перевернуть всю его жизнь. Биргитта стиснула ляжку чуть-чуть сильнее.

– Слушай, как бы мне сегодня слинять пораньше? Чтобы не заметили, а?

Нильссон что-то буркнул и перевернул страницу, он не смотрел на Биргитту, однако казалось, что глаза его вот-вот вылезут из орбит. Биргитта, убирая руку, как бы невзначай провела ею по его бедру.

– Спасибо, – прошептала она. – Какой ты добрый! Этого я не забуду.

Все устроилось, она смогла пойти на кладбище сразу после обеда, пока не стемнело. В прошлом году она выбралась только после конца рабочего дня, летела как сумасшедшая с фабрики в цветочный магазин, но там никак не могла решить, какие купить розы – красные или белые, она мучилась так долго, что на глазах выступили слезы. Когда же она вышла наконец с букетом на улицу, там уже смеркалось и горели фонари. За ее спиной провернулся ключ в замке. Цветочный магазин закрылся. И все магазины закрывались.

Пока она добиралась до кладбища, и вовсе стало темно. Улицы Муталы опустели, эхо шагов Биргитты отдавались от стен, а ее собственная тень то росла, то съеживалась в свете уличных фонарей. Сердце колотилось так, что невозможно было вздохнуть.

Она не решилась войти. На самом кладбище фонарей не было, и поэтому она так и не осмелилась туда войти – только долго стояла у калитки, прижав к груди букет. И вдруг услышала смешок, серебристый женский смех, пробившийся из мрака. Словно кто-то лежащий там, на кладбище, смеялся над ней, кто-то заманивал ее туда серебряным голоском, кто-то, прячущий под саваном нож.

Она швырнула цветы за калитку и кинулась бежать. В общем, вела себя как последняя дура. Но на этот раз все будет иначе.

Нильссон кивнул и повернулся спиной, давая ей улизнуть, – он проследит, чтобы в ее карточке отметили положенное время. Может, в один прекрасный день он потребует расплаты где-нибудь в туалете – но есть за что. И потом, ему ведь нужно только ее тело.

Она помчалась через площадь в цветочный. На этот раз она не будет раздумывать, она уже решила заранее. Красные розы. Ясно же, что на могиле Гертруд должны быть именно красные розы.

Ее нет уже три года, – но Биргитта по-прежнему видела ее каждый день. Она мерещилась в чьем-то затылке на остановке, в движении идущей мимо женщины, в далеком смехе; шаг за шагом Биргитта выращивала в душе надежду, потом резко оборачивалась – чтобы в очередной раз испытать разочарование. Гертруд умерла. Она уже не вернется.

Возле кладбищенской калитки Биргитта остановилась набрать в грудь воздуха. Еще не стемнело, но день выдался серый и туманный. Деревья походили на тени, тучи опускались на них, готовые растворить и поглотить их навеки.

Наплевать. Если что, пусть туча поглотит и Биргитту. Все равно она пойдет к Гертруд. Положит красные розы на жухлую могильную траву, постоит потом, склонив голову и вспоминая.

Эллен удивилась, когда она пришла. Старуха сидела в гостиной и, как всегда, вышивала, и когда Биргитта появилась в дверях, она подняла голову, прищурилась поверх очков и выронила пяльцы.

– Уже пришла?

Биргитта кивнула. Развязывая косынку и расстегивая куртку, пояснила:

– Да. Я пораньше освободилась.

Эллен нахмурилась:

– А ты спросила разрешения?

Биргитта сняла куртку и теперь, подцепив петлю на воротнике указательным пальцем, шла к вешалке в прихожей. Точно, на ужин будут голубцы, запах из кухни ни с чем не спутать. Она вернулась в гостиную и, пригладив волосы, уселась на диван.

– Все нормально. Никто ничего не сказал.

Эллен подняла пяльцы на уровень груди и снова принялась вышивать, продергивая нитку в воздухе мгновенным красным штрихом после каждого стежка.

– У тебя будут вычеты из зарплаты?

Биргитта покачала головой. Нет. Все образуется. Но Эллен не спускала с нее глаз – ее руки продолжали сами вышивать, пока она пристально смотрела на Биргитту поверх очков. Сверлящим взглядом. Так, кажется, Маргарета называла такие взгляды, когда пересказывала истории из своих книжек?

– А почему ты отпросилась?

Биргитта опустила взгляд на свои руки, вдруг заметив, что сидит на самом краешке дивана, словно минутный гость, который вот сейчас подымется и уйдет.

– Хотела сходить на кладбище. Сегодня три года. В прошлом году я ходила после работы, но было уже темно. А в этом решила успеть до темноты.

Эллен кивнула, не сводя с нее глаз:

– Ты купила цветы?

Биргитта кивнула.