Апрельский туман

Ночью мне подозрительно быстро удалось заснуть. Во сне, мягком и спокойном, мы с Никой шли по утопающей в ярко-зеленой траве долине. Ника была еще красивее, чем в жизни. Она улыбалась мне, спокойно и ласково. Но, заглядывая ей в глаза, я видела, как пробивалась наружу тщательно спрятанная тревога и надежда на меня. Я улыбалась в ответ, но сердце сжимал страх — казалось, ее вот-вот отнимут у меня, и я не смогу уберечь, не справлюсь, в самый ответственный момент сломаюсь. Отчаянно сопротивляясь напирающему воспоминанию, которое — я точно знаю — в одну секунду разрушит чудесную гармонию, соединяющую нас, наполняющую наши души умиротворением и счастьем, — я цепляюсь мыслями за все, что может помочь в этом неравном бою. Напряженно всматриваюсь в Никины глаза и убеждаю себя, что только они — единственная правда для меня. Но в них уже началось какое-то неуловимое движение, и крошечные капилляры, словно голые октябрьские деревья, все ярче проступают вокруг огромных черных дыр, почти полностью поглотивших мягкий туман радужки, — и сомнения все глубже проникают в мое сердце. Я с силой отрываю взгляд от Никиных глаз и перевожу его на небо, потом на долину, на ручей — в природе все по-прежнему спокойно и прекрасно.

Но воспоминание слишком сильно — в конце концов оно пробивает брешь в нашей сфере спокойствия, и медленно, медленно меня наполняет страшная, неотвратимая правда. И мы снова оказываемся наедине с жизнью и ЕЕ правдой — не нашей, чужой, неизбежной. Правдой, с которой мы — пока — должны сосуществовать.

Ника слишком не похожа на других — и поэтому ее хотят то ли сжечь как ведьму, то ли использовать в каком-то эксперименте на благо человечества. Но мне плевать на человечество, которое в ответ на вопрос «Чего ты хочешь?» не может придумать ничего лучше, чем претворение в жизнь навязанных телевизором и журналами желаний.

Мы стоим под раскидистым дубом на вершине холма, и я делаю первый в своей жизни ответственный выбор. Слева и справа от нас горы, утопающие в густой, опьяняющей зелени, а внизу, над самым горизонтом, торжественно, неторопливо клубится огромное перламутровое облако. Находясь в непрерывном движении и в то же время удивительным образом оставаясь неизменным, будто застывшим в осознании собственного великолепия, оно словно свергло тиранию времени.

Оно вобрало в себя утренние полупрозрачные облака — те, что провожают усталую луну в ее таинственный чертог и вместе с ней возносятся все выше и выше, пока не исчезают в холодных водах седьмого неба.

Оно вобрало в себя почти осязаемую, почти земную мощь дневных облаков, вынужденных сдерживать напор распалившегося не на шутку полуденного солнца.

И мягкость, шелковистая и пьянящая, вечерних путников — ее тоже впитало и растворило в себе это огромное облако.

Все кругом навевает мысли о счастье и спокойствии, о бесконечности, которая нисколько не угнетает своей бессмысленностью, но наоборот — представляется самой заветной мечтой. И только красная окаемка перламутрового гиганта… Только красная окаемка, за которой налитое злобой солнце… Только красная окаемка, пронзающая глаз, как лазер в руках безмозглого карапуза, разгоняет покой.

Я беру Нику за руку, мы сбегаем с холма в долину, где раскинулся наш городок. На самой окраине стоит дом моей матери. Она собирает пожертвования на нужды церкви. Я знаю, где спрятаны деньги, и беру их без зазрения совести — эти люди, которые с таким благоговением вносили свою лепту в процветание «Дома Господня», хотели сделать Нику несчастной, хотели отобрать ее у меня — и за одно это желание они должны заплатить. Хотя бы своими жалкими грошами, которые — они рассчитывали — замолвят за них словечко перед Господом.

Мы идем, не останавливаясь, все вперед и вперед. Я крепко держу ее за руку и боюсь, что чуть только ослаблю пальцы — как ее тут же не станет. Нас обгоняет весна, обдавая пьянящим ароматом цветущих садов; все еще ощущая на щеках прикосновение мягкого майского ветерка, мы чувствуем приближающееся горячее дыхание лета, но и оно, нагнав нас, лишь пронзает наши тела раскаленным солнечным лучом и несется дальше, в завистливо-жадном стремлении догнать красавицу-весну. За тучным, дородным летом медленно, величаво плывет осень, обволакивает густым туманом, одурманивает тяжелым запахом костра. И наконец, нас настигает зима… и остается с нами, неся с собой ощущение бесконечности. Я не чувствую ни усталости, ни холода, ни голода, ни жажды. Чувствую только невероятную нежность и неразрывную связь с человеком, которого крепко держу за руку. Чувствую, что этот человек отвечает мне взаимностью, что он предан мне и понимает меня без слов.

А мы все идем и идем, и мне уже начинает казаться, что все страхи остались позади и мы почти в безопасности.