Читаем Арабская дочь полностью

— Ты просто не знаешь, что говоришь, ты слишком маленькая. По мне, так стоило, — с нежностью вспоминает старая арабка. — Как только мы вернулись в Триполи, я забеременела и носила под сердечком вашего отца. Господь одарил меня милостью — дал мне сына, — женщина грустно смотрит в пространство, — который немного сбился с пути, но еще, даст Аллах, выйдет в люди.


Мать возвращает себе Дарью


— Эй, Дорота! Мы уже у цели, до Триполи всего сто километров. — Лукаш наклоняется над истощенной и сожженной солнцем молодой женщиной, которую пару дней тому назад нашли в центре Сахары. — Сейчас остановимся на паркинге у пивнушки, так как все проголодались, а ты свяжись, с кем можешь, чтобы тебя забрали в каком-нибудь месте. Мы можем тебя подвезти куда скажешь, — говорит он заботливо, а у женщины слезы наворачиваются на глаза. — Эй, такая отважная девушка, половину Сахары прошла, а теперь раскисла… Подожди, я иду к тебе.

Через минуту грузовик съезжает на обочину и с визгом тормозит. Лукаш протискивается к Дороте между машинами, перескакивает через сумки и большие металлические холодильники и в конце концов проскальзывает в мягкое, выстланное пледами и покрывалами гнездышко. Кто-то закрывает большие двери, и наступает полумрак.

— Эй, а тут не так и плохо, почти как в моих укрытиях, в которых я играл, когда был мальчишкой.

Дорота подгибает ноги, обхватывает колени руками и украдкой вытирает слезы.

— Если никто не ответит, Джузеппе обещал взять тебя на некоторое время к себе. У него такая большая резиденция, что можно потеряться, так что тебя никто не найдет, — утешает он ее, несмело похлопывая по руке.

— Когда вы вылетаете в Ливию? — спрашивает Дорота, испытывая отчаяние от перспективы снова остаться в одиночестве, отдавшись на волю случая.

— Большинство сегодня ночью, итальянец и его девушка, очевидно, остаются, а я планирую задержаться на неделю, хочу еще посмотреть Лептис-Магна, Сабрат и Триполи.

— Я знаю те места, там стоит побывать, — прерывает его молодая женщина. — Но в столице мало достопримечательностей, можно разве что посмотреть Зеленую площадь и старый город с турецким рынком.

— Если хочешь, я останусь подольше, чтобы тебе помочь. Виза у меня еще действительна, — предлагает он, и это звучит совсем естественно.

— Спасибо, не хотела бы…

— Никаких хлопот, у меня нет больше важной работы. — Авто притормаживает, и Лукаш выбирается из укрытия. — Принесу поесть, и перекусим вместе… чтобы тебе не было грустно.

Он улыбается и заботливо гладит ее по голове. Потом открывает двери и выскакивает наружу. Дорота остается с телефоном в руке и набирает номер, который никогда не сотрется из ее памяти.

— Бася, это ты? — спрашивает она шепотом.

— Да-а-а…

— Как дела, как здоровье? Что нового у Хасана? Как дети, все так же балуются? — Для приветствия Дорота задает серию традиционных арабских вопросов. — Какое счастье, что ты не сменила номер телефона, Басечка… — От переполняющих ее чувств она начинает плакать.

— Дот, это ты?.. — Голос подруги переходит на визг. — Ты жива?! Как, где ты? Девушка, неужели я сплю?! Хасан, Дотка звонит, Хасан!

Дорота слышит, как она кричит мужу, и у нее в ушах стучат барабаны.

— Жива, только сейчас оглохну, — смеется Дорота сквозь слезы.

— В Триполи прошел слух, что ты попала в автокатастрофу, что нашли труп, а вся твоя ливийская семья растаяла в тумане. Все мы тебя оплакивали, а для нас, ливийских полек, я организовала небольшую вечеринку в твою честь. Все напились… — Она шмыгает носом.

— Это значит только одно: я буду жить долго, — говорит Дорота, счастливая, что кто-то все-таки о ней помнил.

— Спроси у нее наконец, где она сейчас, я туда приеду, — слышит она взволнованный голос Хасана.

— Не представляю, где нахожусь, но обо мне хорошо заботятся, люди отличные, международная группа. Еду в Триполи, говорят, что осталось каких-то километров сто.

— Как нам тебя найти? — спрашивает Хасан, вырывая у Баси трубку.

— Знаешь, может, они меня к вам подвезут, они сами предложили. Вы живете на старом месте?

— Да, так и живем на Гурджи и никуда не собираемся переезжать, — отвечает Хасан и понемногу успокаивается. — Сумеешь к нам попасть?

— С закрытыми глазами. — Она растроганно смеется и впервые после того, как покинула Аль Аванат, вздыхает с облегчением.

Объятиям и слезам нет конца.

— Баська, очевидно, хотела бы пригласить сразу всех ваших подруг, но это нужно хорошо обдумать, — рассудительно говорит Хасан. — Боюсь, что мы должны сохранить все в глубокой тайне.

— Поддерживаю, — присоединяется к разговору Джузеппе. — Я уже был свидетелем подобных ситуаций. Нельзя ничего разглашать, где угодно, но только не в этой стране. И нужно действовать как можно быстрее. Лучше не выходи из дому, пока все не образуется и ты со своими дочками не пересечешь границу в аэропорту или в порту.

— Но я не имею понятия, где мои дети, живы ли еще! — дрожащим голосом говорит Дорота друзьям. — Как я их найду, сидя здесь и попивая кофе?

— Ты должна организовать осторожное расследование. У меня здесь есть такой детектив по темным делам…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее