Читаем Арабская дочь полностью

— Ливиец?! — дружно восклицают все, а громче всех Хасан.

— Спокойно, у него мать итальянка, а отец — ливийский американец. Он в порядке, неофициально работает в организации по правам человека, поэтому знает, что делать в подобных ситуациях. У него есть опыт, — объясняет Джузеппе.

— Хуже всего то, что у нас теперь такой глупый консул, — вмешивается Баська. — Мужчина не для жизни, эгоист.

— Я с ним поговорю как с коллегой, — заявляет Джузеппе. — А если все-таки не захочет ничего сделать, то сам тебе помогу. В конце концов, к берегам Ливии уже много веков подходят испанские галеры, а на их борту тяжело что-то найти, да и мало кому хочется искать.

— Я позвоню Самире, она хорошая девушка, как будто не из той семьи, — говорит Дорота Басе через более чем две недели безрезультатных поисков.

— Думаешь, у нее сохранился старый номер? Когда выезжаешь за границу, то меняешь оператора на местного, так намного дешевле. Ты же сама говорила, когда куда-то ехала.

— Да, но попробую, несмотря ни на что. Она бы мне помогла, я уверена. Тем более что она не любит моего мужа.

— Тогда хотя бы используй прошлое время или слово «экс», поскольку такая форма ранит мой слух. Я на твоем месте вообще говорила бы что-то вроде «это» или «оно», — недовольно заявляет Бася. — И скажи наконец, что вы узнали в консульстве?! — От волнения она повышает голос.

— Негодяй остался негодяем и должен был как-то скрыть мое исчезновение. При этом очень ловко решил проблему. Только интересно, кто его обеспечил справкой из госпиталя? — Ее риторический вопрос явно лишний, поскольку ответ очевиден.

— Эта семья плохая, совершенно испорченная. Свидетельство о смерти, подтверждение в консульстве, останки, захороненные на мусульманском кладбище, несчастная мертвая женщина по своей наивности приняла другую веру. Бедная твоя мама, что она должна была пережить! Жаль, что ты пока еще не можешь с ней связаться и сообщить, что все в порядке.

— Думаешь, информация двухлетней давности еще актуальна? — прерывает Дорота подругу с ироничной улыбкой на губах.

— Успокойся, просто некоторые вещи нельзя обсуждать по телефону. У твоей мамы может случиться инфаркт, ведь она уже немолода, — объясняет Бася допущенную бестактность. — Достаточно одних домыслов… Впрочем, если считаешь нужным сделать это сейчас, то позвони. Держи телефон, надеюсь, что именно она возьмет трубку.

Минуту они сидят молча. Пьют вкусный зеленый чай с мятой и пытаются расслабиться, глубоко дыша. Самира — последняя надежда, и если не она, то конец всем ожиданиям. В Триполи, да и во всей Ливии, от семьи не осталось и следа. У Дот, конечно, была мысль связаться с Лейлой или ее матерью, но Джузеппе и польский консул Мартин единогласно заявили, что она сможет это сделать, только подготовив путь для побега. Нельзя знать, как поступят в этой ситуации родственницы Ахмеда. А вдруг они пойдут в полицию, и тогда уже точно будет конец.

Ajwa, — после очередного сигнала Дорота слышит такой знакомый голос. — Ajwa?

— Здравствуй, никакая не Ajwa, а я, твоя золовка, — шепчет она в трубку, а сердце колотится как бешеное.

Тишина. Настолько глубокая и длительная, что даже звенит в ушах. Дорота ждет.

— Дот, милая моя… — слышит она дрожащий голос на том конце линии. — Что они с тобой тогда сделали? Ведь ты же не с того света звонишь?

— Ничего, все прошло, закончилось. Я жива.

— Где ты? Скорей говори! — уже кричит Самира. — Как я могу тебе помочь?

— Я по-прежнему в Ливии, в Триполи.

Wa Allahi! Я не буду сейчас расспрашивать о подробностях. Хорошо, что тот негодяй далеко, и пускай там остается навсегда.

— Да, я знаю, он неплохо устроился… — Информация, добытая детективом, подтверждается. — Так вы все вместе в этой Канаде? — спрашивает Дорота, потому что любопытство не дает ей покоя.

— Я… я… Не хочется и говорить. Они поехали вместо нас, вместо меня и Махди. Одна фамилия позволяет, и этого достаточно… Я с этим уже смирилась. В конце концов, я тогда не претендовала ни на какую стипендию. Да и опекуна не имела, так что выехать не было возможности.

— Тебя вылечили? — спрашивает Дорота с тяжелой душой, вспоминая сценарий, который Самира представила ей двумя годами ранее.

— Знаешь, даже не верится, но чудеса случаются, и врачи просто гении.

— Я очень рада… — Она облегченно выдыхает. — Где вы сейчас?

— Знаешь чудесный городок под названием Аккра? — Девушка тихо смеется.

— Наверное, нет. Но странное название указывает, что ты поехала с Маликой.

— Какая умная девочка. Мы все здесь… Все! — кричит Самира в трубку.

— Что это значит? — У Дороты перехватывает горло, и она чувствует, что не может дышать.

— Твои дочери тоже, они здоровы и в безопасности.

— Слава Тебе, Господи! — Женщина невольно вскрикивает.

Баська, которая слушает разговор, начинает прыгать, исполняя победный танец. Потом вырывает у нее трубку и кричит:

— Спасибо!

— Не за что благодарить, это ведь естественно, — растроганно отвечает девушка. — Я тоже уже знаю, с кем ты, — смеется она. — Ahlan wa sahlan[31], Барбара, — здоровается Самира.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее