Арабская империя

Зейдиты верят, что скрытым имамом является убитый в Куфе Зейд, внук Хусейна[137]. Исмаилиты утверждают, что имамат получил продолжение по линии Исмаила. Еще одни убеждены, что последним имамом был сын Исмаила Мухаммад и именно он вернется как Махди, и потому называются исмаилитами. Однако большинство шиитов отвергло потомство Исмаила и провело цепочку имамов через отпрысков его брата, Мусы ал-Кадима.

Двенадцатым потомком Али был Мухаммад, сын Хасана ал-Аскери, который якобы таинственно исчез еще в молодости, и поэтому данная ветвь Шиа считает его скрытым имамом и ожидаемым Махди. (Исчезновение этого Мухаммада относится к 890 г., уже после того времени, о котором здесь идет речь.) Поскольку он принадлежал к двенадцатому поколению после Али, его приверженцы известны как «двунадесятники».

Мамун хотел добиться того, чтобы Али ар-Ризу, сына Мусы ал-Кадима, признали его наследником. Поскольку Али был тогдашним шиитским имамом, в котором (согласно вере шиитов) воплотились божественные свойства, теоретически признание его халифом всех мусульман воссоединило бы исламский мир. Однако на деле слишком много накопилось имущественных претензий и несведенных счетов, чтобы подобное воссоединение стало возможным.

Заметим, что шиитские учения о воплощении, присутствии Бога в имамах и возвращении Махди в последний день отчасти могут являться плодом влияния христианских догматов. Кое-где мусульмане, похоже, верят, что Иисус тоже вернется в последний день, но различие между Его ролью и ролью Махди остается весьма расплывчатым. Одна партия даже заявляет о том, что Иисус и будет Махди[138].

* * *

Как видим, после смерти халифа Амина Тахир Двурукий был отправлен на жительство в глушь Ракки, возможно, из-за ревности визиря Фадзла ибн Сахела. После убийства последнего Мамун призвал Тахира в Багдад. Быть может, его ссылка в Ракку и впрямь явилась делом рук Фазила, но теперь, когда Тахир оказался в Багдаде, халиф нашел его присутствие неудобным, так как Тахир приобрел слишком большое влияние. К тому же неловкость была обоюдной. Однажды Тахиру донесли, что Мамун плакал, вспоминая своего брата Амина (которого, как мы помним, Тахир приказал убить). Память об участи Абу Муслима все еще была жива. Тахир решил, что за пределами столицы он будет в большей безопасности. Дав большую взятку влиятельному придворному, он получил назначение наместником Хорасана и Джи-бала, «к востоку от Хулвана». В мае 821 г. он с помпой покинул Багдад во главе вооруженного отряда. Тахир был обижен недостаточным признанием его заслуг. Вскоре после прибытия в Хорасан он приказал опустить имя Мамуна в пятничных молитвах, тем самым фактически объявив о своей независимости. Хорасанцы понимали, что Аббасиды дважды предали их. И Саффах, и Мамун сулили им справедливость и благочестие, но нарушили свои обещания, как только пришли к власти. Поэтому они приветствовали местную династию, независимую от Багдада. Вскоре Тахир Двурукий умер. Возможно, его отравили по приказу Мамуна. Однако Мамуну пришлось признать его наследником сына Тахира Талху.

Нам, знающим теперь всю историю Арабской империи, интересно наблюдать, как постепенно появлялись и возрастали причины ее конечного распада, хотя тем, кто жил в то время, казалось, что государство находится на вершине своей мощи и славы. Очень похоже, что первые четыре года правления Мамуна, когда его первый министр, по-видимому, один держал все под контролем, а халиф не знал, что происходит, предвосхитили грядущий век халифов-марионеток.

Постоянные измены наемников, которые в эту пору смятения и междоусобиц получали денежные подарки от всех партий, поочередно пытавшихся привлечь их на свою сторону, а между делом грабили и бунтовали по всякому поводу, стали предвестниками военных переворотов будущего. Зерна всех этих бедствий были посеяны в ходе самой аббасидской революции. Сражаясь со своими сородичами из омейядского и алидского клана племени курайш, Аббасиды не доверяли арабским солдатам и завоевали халифат руками тюркских и персидских наемников под командованием арабских полководцев. Одержав победу, воины-триумфаторы заняли высшие государственные посты, а арабские племенные вожди отправились в изгнание.

Западные историки, как правило, считают упадок арабской аристократии явлением положительным. Тем не менее радоваться притеснению этих невежественных военачальников означает забывать о том, что политические институты во многом являются вопросом равновесия. Упадок арабской аристократии освободил место для иностранных наемников, которым в скором будущем предстояло стать истинными правителями. Если бы арабам удалось остаться на политической арене, они, возможно, уравновесили бы неарабских воинов и тем самым, хотя и невольно, защитили бы свободу халифа и народа. По мере роста влияния иностранцев тогдашние писатели стали отзываться о людях, которые полтора века назад завоевали столь обширную империю, как о «бродягах, арабских кочевниках и прочих отбросах».