Как когда-то сеутский правитель Юлиан предложил арабам вторгнуться в Испанию, так и некий мятежный греческий офицер подал Аглабидам мысль завладеть Сицилией. В 827 г. из Сузы отправился флот с армией под командованием Асада ибн ал-Фурата, кади Кайравана, который проповедовал, что эта экспедиция станет Священной войной. Флот бросил якорь у Маззары. Продвижение шло медленно, но через четыре года был взят город Палермо, ставший арабской столицей.
Тут неожиданно прибыл контингент из Андалуса, что вначале придало свежий импульс военным действиям, но впоследствии стало причиной трений между испанскими и африканскими частями. В 843 г. арабы захватили Мессину и начали переправляться в Южную Италию. Однако в Ифрикии эмир Мухаммад ибн ал-Аглаб (841―856 гг.) проводил свои дни в праздности и пьяном разгуле, и экспедиционные силы на Сицилии действовали без оперативного руководства из дома.
Удивительно, как часто в эти далекие века арабский правитель по характеру составлял разительный контраст своему предшественнику. Возможно, это объясняется реакцией забитых детей на характерные особенности своих родителей. Наследником пьяницы Мухаммада стал добродетельный Ахмад (856―863 гг.), а после него к власти пришел Мухаммад II, проводивший большую часть своего времени, охотясь и пьянствуя.
Арабы не стали дожидаться, пока Сицилия полностью падет, чтобы начать вторжение в Италию. В августе 846 г. они взяли Остию и появились под стенами самого Рима. Они отступили, так и не напав на город, но только после того, как ограбили храм Св. Петра на противоположном берегу Тибра. В Бари стоял арабский гарнизон, который в одной провинции Апулия удерживал не менее двадцати четырех крепостей. Из-за того, что в момент ослабления Аббасидов арабы закрепились на Сицилии и в Южной Италии, мусульмане к 850 г. обладали более полным контролем над Средиземным морем, чем когда-либо раньше. Одновременно арабские колонии вновь появились на юге Франции, а мусульманские беглецы, когда-то прибывшие из Андалуса и обосновавшиеся на Крите, совершали оттуда набеги на острова Эгейского моря, почти полностью уничтожив морскую торговлю Константинополя.
На протяжении IX в. эскадры арабских пиратов терроризировали весь Лионский залив. Некоторые из них приходили из Испании, другие из Ифрикии и Сицилии. Арабы грабили не только Балеарские острова, Корсику и Сардинию, но еще и Геную, Ниццу, Чивитавеккью и Марсель. В 842 г. и 850 г. арабы совершали глубокие вылазки на сушу, доходя до Арля. В 890 г. они обосновались на побережье Ривьеры и снова завладели Провансом и Дофине. Из Арля их окончательно изгнали лишь только в 973 г. Когда мы осознаем, что беспрестанные вторжения в Италию и Южную Францию были не более чем частными пиратскими вылазками местных эмиров, у нас не остается сомнения в том, что, если бы Аббасиды, подпав под персидское влияние, не утратили интереса к Западу, они могли бы с легкостью завоевать Италию и изрядную часть Франции.
Каковы бы ни были личные добродетели и пороки Аглабидов, но за сто лет их правления, после ужасных арабо-берберских войн предшествующего периода, в Ифрикию вернулись мир и процветание. Эмиры много занимались строительством — по большей части великолепных мечетей, но также и собственных дворцов, прежде всего Реккады вблизи Кайравана. Многие крепости и замки, сооруженные ими вдоль побережья для защиты от нападения с моря и внутри страны — от набегов берберских племен, можно видеть и сегодня. Подобно почти всем арабским правителям эпохи империи, они полагались не только на верность своих собственных подданных. Они тоже опирались на военный корпус из воинов-рабов, хотя в данном случае этот корпус состоял в основном из африканских негров — это было безопаснее, чем брать греческих, тюркских или персидских рабов, поскольку почти не приходилось опасаться, что негры способны захватить власть.
Если сами Аглабиды далеко не всегда могли служить примерами для подражания, Ифрикия в целом и Кайраван в частности воспринимали свою религию очень серьезно. Возможно, что по контрасту с этой насыщенной религиозной атмосферой светскость некоторых эмиров встречала больше критики, чем все легкомыслие Дамаска, Багдада или Кордовы. Во всяком случае, несмотря на проступки против морали, они, по-видимому, не пренебрегали своими государственными обязанностями. В отличие от Аббасидов, Аглабиды никогда не доверяли все управление всемогущим визирям. Они остерегались наделять властью непокорных племенных вождей и привлекали на гражданскую службу профессионалов. Они оценили значение воды в полупустынной стране, и остатки построенных ими оросительных каналов, акведуков и водоемов доныне свидетельствуют об их усердии.