Арабская поэзия средних веков

Она пришла ко мне, я так был поражен,
Не верил я глазам, подумал — это сон,

Нет, это не она, а бред ночной горячий,

Любовью ослеплен бывает даже зрячий…

Но мимолетное возлюбленной виденье

Дарит нам и в мечтах большое наслажденье.

Мрак окружал меня наедине с любимой,

Но наполнял сердца нам свет неугасимый.

А звезды, в небесах мерцавшие стыдливо,

Смотрели вниз на нас завистливо, ревниво.

Из кубков пили мы, и ночь была чудесной,

Я целовал луну, прекраснее небесной.

От горя умирал я и до нашей встречи,

И чуть не умер я от счастья в этот вечер.

Я дважды умирал, но все ж обрел спасение:

Дарует нам любовь и жизнь и воскресение.

«Кубки все вином наполним…» Перевод М. Зенкевича

Кубки все вином наполним, пустим побыстрей по кругу,
Вот и капли дождевые брызжут по сухому лугу,

Туча с неба увидала вихрь засушливый и пыльный,

Сжалилась и напоила злаки влагою обильной.

Молния мечом сверкнула, и гроза готова к бою,

Тучи двинулись сразиться насмерть с засухой земною.

Пальмы с листьев дождь стряхнули, стали и стройней и краше,

Словно выпили не воду, а вино из полной чаши.

Лепестки цветов раскрылись, как ресницы глаз прекрасных,

А из глаз лучатся стрелы пламенных желаний страстных,

Взоры их — как звезды ночи, в них такое обаянье,—

Солнце дня затмить не в силах трепетное их сиянье.

Ибн аль-Хатиб Перевод Н. Стефановича

^{396}

«К могиле я твоей пришел…»

^{397}

К могиле я твоей пришел, как пилигрим,—
Пришел почтить того, кто всеми так любим.

И как же не любить тебя, владыка щедрый?

Твой свет любую тьму развеет, словно дым.

Когда б судьба твою отсрочила погибель,

Как славил бы тебя я пением своим!

В Агмате на холме теперь твоя могила —

Как память о тебе, ее мы свято чтим.

И мертвый ты свое величье сохраняешь;

Как прежде, дорог ты и мертвым и живым.

И до конца веков тебе не будет равных,

Средь множества людей лишь ты неповторим.

«Живые мне близки…»

Живые мне близки, но я для них далек.
Покорный жребию, я в землю молча лег.

Дыханье кончилось: на смену песнопений

Приходит тишина, безмолвие, забвенье.

Первейший из живых, я праха стал мертвей.

Щедрейший хлебосол, стал кормом для червей.

Я солнцем в небе был, и вдруг — конец и хаос,

И небо, омрачась, от горя разрыдалось.

Как часто обнажал я свой всесильный меч,

Чтобы счастливого от счастья вдруг отсечь!

Но рыцарей не раз в лохмотьях хоронили,

Оставив в сундуках нарядов изобилье.

Скажи врагам моим: «Скончался аль-Хатиб».

А где бессмертного снискать они смогли б?

Скажи им: «Радуйтесь — но все промчится мимо,

И тот же вечный мрак вас ждет неотвратимо».