Арабская поэзия средних веков

Нас больше, чем камней на берегу морском,
И верных нам друзей не счесть в кругу людском.

Как недруг устоит, озливший наше племя?

Чей выдержит костяк той ненависти бремя?

В становищах своих иные племена

Возносят с похвальбой героев имена.

Но разве слава их сравнима с нашей славой,

Коснувшейся небес в года беды кровавой?!

Взошли от корня мы — от племени тамим,

И Ханзалы^{96} завет мы бережно храним.

И таглиба семья взрастала с нами рядом

Кипучим, как листва, бесчисленным отрядом.

Нет, с племенем любым вы не равняйте нас,

Когда великих дел настанет грозный час!

Мы — каменный оплот, и об скалу-твердыню

Обломит зубы смерть, забыв свою гордыню.

А если Хиндиф^{97}

наш войдет в костер войны —Зачинщиков ее сметут его сыны.

И если стан вождя друзей не скличет разом —

Их подчинить себе сумеет он приказом.

А трусов обратит высоких копий ряд

В союзников его надежнейший отряд!

Он, Хиндиф, наш отец, неверных сокрушая,

Сплотил всех мусульман — ему и честь большая.

Был царским торжеством его победный пир.

За Хиндифа, клянусь, отдам я целый мир!

Его любовь ни в чем не знает зла и страха,

И ненависть его сотрет врагов Аллаха.

Мы Кабу^{98}

сторожим и бережем Коран,И в Мекку держит путь с дарами караван.

Мы благородней всех, чья кровь струится в жилах,

И тех, кто под землей покоится в могилах.

Сияет нам луна, и солнце с вышины

Благословляет нас для мира и войны.

Нам блещут небеса, и без конца, без края

Лежит у наших ног вся сторона земная.

И если бы не мы, не наш могучий стан —

Вошел бы чуждый мир в пределы мусульман.

Строптивых покарав своей рукой железной,

Сдержали мы разбег лишь над морскою бездной.

Но в яростных боях и ныне, как вчера,

Мы духов и людей смиряем для добра.

Лежит его чалма на всех, служивших свету,

И смерть сорвать с чела бессильна тяжесть эту.

Когда, когтя врагов, как соколы с высот,

Мы падаем на них — ничто их не спасет!

Суставы рубит меч и головы разносит.

У асад племя бакр пощады пусть не просит.^{99}

Сраженья жернова — что камнепад в горах.

Несдавшийся Неджран размолот ими в прах.

Однако для его безвинного народа

Мы — как весенний дождь, упавший с небосвода.

В голодный год, когда, худущий, как скелет,

Шатается верблюд и в нем кровинки нет,

И нету молока у тощих и унылых

Верблюдиц молодых, которые не в силах

Тащиться по степи, обугленной дотла,—

Остановись, бедняк, у нашего котла!

Пусть Сириус встает в небесной черной тверди,

Пылая, как вулкан, одетый тучей смерти,

Но машрафийский меч, как молния разя,

Восстановил права, без коих жить нельзя.

И гостя мы всегда накормим и напоим

В пустыне, дышащей приветом и покоем.