Арабские скакуны

Подполковник Тарасов засмущался. Он покраснел, слизнул выступившие на верхней губе капельки пота.

— Ну да, куда хочу и когда хочу, но если там нельзя приземлиться, то я же не виноват, — он говорил быстро, быстро же двигал глазками, пришмыгивал. — Давайте в Славск. Там нас хорошо встретят, там нам приготовят ночлег, а утром, на «аннушке»…

— Мне надо быть в Кокшайске сегодня, сегодня вечером, — я был жесток, но это была оправданная жестокость. — Мне завтра уже в Кокшайске делать нечего. Понял?

Подполковник Тарасов собрался что-то сказать, набрал в грудь побольше воздуха, но закрыл рот, потом с шумом выдохнул.

— Понял… — кивнул он. — Но как вы туда попадете? Приземлиться-то мы не можем.

— Ты меня сбросишь на парашюте. Есть парашют?

— Парашют есть, есть много парашютов, но…

— Вы когда-нибудь прыгали с парашютом? — подал голос второй пилот.

Я даже не повернулся в его сторону. Мне было не по чину говорить со вторым пилотом. Вот подполковник, Герой России — это был мой уровень.

— Да, вы прыгали с парашютом? — спросил подполковник. — Это далеко не просто. К тому же нам надо будет выполнить очень сложные маневры, чтобы вас десантировать. Надо будет снизиться, сделать упреждение на ветер, встать так, чтобы вас понесло прямо на аэродром. Если вы промахнетесь, то попадете в тайгу, поломаетесь. Да вы и на аэродроме, прошу прощения, поломаетесь. Одним словом — летим в Славск и горя никакого! Поужинаем, я вас с интересными людьми познакомлю.

— Кончай базарить, Тарасов! — гаркнула из-за моего левого плеча Катька. — Тебе говорят — парашют, значит — парашют! Сбросишь нас над Кокшайском и лети в свой Славск! Понял?

— Понял, — после небольшой паузы ответил подполковник Тарасов и обратился ко второму пилоту:

— Юра, ты это, достань парашюты и проведи инструктаж, а я пока поманеврирую. Ну, давайте, давайте!

Второй пилот упаковал нас с Катькой в парашюты — основной на спине, запасной — на животе, — а потом долго и занудно расписывал, как и что надо делать, причем начал от Леонардо да Винчи, что, мол, история парашютоплавания берет свое начало от итальянского Возрождения, что… одним словом второй пилот нас так утомил, что когда открылась аппарель, когда внизу увиделась кромешная темень, я уже ничего не помнил, а только держал в правой руке кольцо основного парашюта, ждал команды и был готов ко всему, лишь бы больше не слушать про Леонардо и восходящие потоки, про левые стропы и правые стропы, про то, как надо поджимать ноги и как пользоваться сигнальной ракетой.

— А ты хотел без меня? — прокричала мне Катька. — Решил бросить боевого товарища? Оставить на борту? Эх, ты!..

Что мне было ей ответить? Ничего ей ответить я не мог.

Подполковник Тарасов оказался заядлым маневристом, он крутился и крутился, как мне показалось, на одном месте, а потом, когда я начал думать, что маневры были маневрами отвлекающими, что он вот-вот посадит самолет в своем Славске, второй пилот истошно закричал «Пошел!» и Катька тут же побежала по аппарели, сверкнули ее белые кроссовки, и след ее простыл, а мне стало страшно, очень страшно, так, что я обернулся ко второму пилоту и собрался ему сказать, что никакой Кокшайск мне на хрен не нужен, что давай, мол, в Славск, но второй пилот довольно грубо толкнул меня в плечо, толкнул раз, толкнул два, прогнал до самого конца аппарели, а когда я и там попытался остановиться, дал мне крепкого пинка — и я вылетел в темноту.

Это был настоящий полет. Я летел расставив руки, вытянув ноги. Я прогибал спину. Было восхитительно тихо, абсолютная тишина, совершеннейшая темнота, снизу, вверху все закрывал черный бархат. Мне было непонятно, где небо, где земля, я то мчался в одном направлении, потом круто разворачивался и летел в противоположном. Никаких мыслей, полнейшая пустота. Счастье.

Я наслаждался свободой, совершеннейшей свободой, до тех пор, пока не вспомнил, что второй пилот настоятельно рекомендовал до того, как рвануть за кольцо, просчитать до двенадцати, причем специфическим образом, через союз «и» — и-три-и-четыре-и-пять, — и тогда начал считать, попутно нащупывая кольцо, но оно куда-то подевалось, за что-то зацепилось, я его никак не мог обнаружить на прежнем месте, и мне пришлось просчитать не до двенадцати, а до двадцати шести, и я наконец поймал кольцо и рванул его, и тут же тишина разорвалась хлопанием над моей головой, что-то зашелестело, потом меня тряхануло, да так, что ноги подбросило кверху, лямки больно сжали подмышки, меня понесло куда-то в сторону, и почти тут же подо мной зажглось множество огней, мне навстречу устремилась огромная и твердая земля, и я, забыв поджать ноги, стойкий и прямой, как оловянный солдатик, воткнулся в нее, но удивительным образом ничего себе не повредил, а встал как вкопанный, но только на несколько мгновений, потому что парашют свалил меня с ног и поволок по земле, и я тащился за этим парашютом, мечтая, что найдется хоть кто-то, кто остановит мое движение.