Арабский халифат. Золотой век ислама

Гонец за гонцом докладывал аль-Валиду о приближающихся вражеских силах, но тот не заботился об этом, пока не увидел их собственными глазами. Его скудные войска стояли лагерем перед цитаделью по арабскому обычаю. Деньги у аль-Валида уже закончились, и солдаты получили от него только письменное обязательство будущих выплат и считали свое теперешнее положение безнадежным. Дезертирство Аббаса на сторону противника показало им опасный пример, а кроме того, тадморские кальбиты не хотели воевать с дамасскими. В таких обстоятельствах перед Абдул-Азизом стояла легкая задача, когда на рассвете он перешел в наступление. Аль-Валид, который лично принимал участие в битве и сражался с отчаянной отвагой, вскоре оказался брошен всеми. Тогда он снова отступил в цитадель, сел во внутренней комнате и стал читать Коран, чтобы встретить смерть подобно Усману, и так и принял смертельный удар. Кусок его кожи размером с ладонь доставили наследнику Халида аль-Касри как залог свершенной мести. Голову аль-Валиду отрезал человек по прозвищу Грошовое Лицо Ваджх аль-Фальс, и ее доставили Язиду. Тот выставил ее и возил с собой повсюду и только через месяц отдал брату убитого, но тот из трусости не решился ее похоронить, сославшись на религиозные причины. Днем краха был четверг 27 джумады ас-сани 126 года, то есть четверг 17 апреля 744 года. Если верить Язиду III, то к власти его призвала воля народа и убийство аль-Валида было необходимой самообороной, ведь он ответил мечом на мирное предложение предоставить решение их предстоящего конфликта шуре (совету), и потому именно он первым пролил кровь. Когда обстоятельства стали известны в Химсе, жители разрушили дворец Аббаса ибн аль-Валида, которого сочли предателем, и пошли на Дамаск, полагая, что Суфьяниду Абу Мухаммеду, которого они поставили во главе, достаточно лишь объявиться перед вратами города, как город ему сдастся. Но получилось наоборот. Сулейман ибн Хишам нанес им полный разгром под Дамаском, и они были бы стерты с лица земли, если бы не вмешательство Язида ибн Халида аль-Касри и кальбитов. Абу Мухаммеда заставили отправиться в Хадру, столичную тюрьму, где уже находились два других Суфьянида и двое сыновей аль-Валида II. В палестинских провинциях восстания тоже были подавлены без особого труда либо силой, либо милостью.

На церемонии принесения присяги в Дамаске Язид III выступил с важной приветственной речью, в которой назвал своим образцом святого Омейяда Умара II. Он поклялся не возводить дворцов, не строить каналов, не собирать сокровищ, тратить собранные в каждой провинции деньги только на нее, не держать солдат слишком долго на военной службе в далеких походах, чтобы ни они, ни их жены не впадали в искушение, не обременять землевладельцев-иноверцев такими большими поборами, чтобы им приходилось в отчаянии покидать свои дома, и всегда прислушиваться к жалобам слабых на сильных. «Если же я этого не сделаю, тогда свергните меня или потребуйте от меня возмещения; если вы знаете другого, лучше меня, тогда поставьте его над вами, и я первым поклонюсь ему; повиноваться безоговорочно надлежит не человеку, а только одному Богу». В этом халиф на самом деле искренне обращался к кадаритам, которые в своих политических принципах, как говорят, были заодно с мурджиитами, а с ними Язид тоже одновременно заигрывал. Его громко восхвалял благочестивый демагог Кайс ибн Хани аль-Абси, говоривший после него, за столь прекрасное и правильное изложение обязанностей правителя и в то же время не призвал его сдержать обещание и при необходимости добровольно отказаться от власти. Потом он пообещал вовремя выплачивать пенсион солдатам в начале года и ежемесячное содержание, что было столь же далеко от фактического положения дел, как в теперешней Турции. Однако он снова уменьшил плату, которую поднял его предшественник. За это он получил прозвище Накис (уменьшающий).