Аракчеевский сынок

Человек пошел докладывать. Квашнин, назвавшись человеку, велел прибавить, что он является по весьма важному делу. Барон, узнав, что имеет дело с гвардейским офицером, приказал просить к себе в кабинет.

Уже двигаясь через столовую, Квашнин вдруг вспомнил нечто и невольно остановился. Ведь он когда-то беседовал с бароном, изображая из себя Шуйского.

«Ну, все равно, — подумал он, — теперь уж не до того».

Когда офицер переступил порог кабинета, барон двинулся к нему и, приглядевшись, приостановился. Он вспомнил лицо этого молодого человека, это тот самый, который когда-то играл с ним комедию, назвавшись Шумским. И у барона тоже явилась та же мысль: «не до того». Зато барон тотчас же догадался, по какому делу и от кого является офицер. Он поэтому не счел возможным подать руку и сухо попросил садиться.

— Вы, конечно, от г. Шумского? — произнес Нейдшильд.

— Нет, барон. Я являюсь по его делу, но он не знает, что я теперь у вас.

— Может быть, — отозвался этот равнодушно.

Квашнин немножко выпрямился и выговорил:

— Я утверждаю, барон, что Шумский не знает, что я решился быть у вас. Я не понимаю, по какому праву вы считаете возможным мне не верить.

— Я имею право господин офицер не верить словам молодых людей, принадлежащих к тому кружку гвардейцев, где все считается позволительным. Если им возможно менять свои фамилии, надевать разные костюмы, являться в дома и принимать у себя под разными личинами и, вообще, играть всякие комедии, то уж говорить им…

Барон не договорил и слегка пожал плечами, как бы удивляясь, что молодой человек еще имеет претензию обижаться.

— Но оставим в стороне вопрос, — продолжал барон, — имел ли я право так отнестись к вашим словам или, вообще, относиться так к вам, к господину Шумскому и вам подобным. Объясните, пожалуйста, кратко, какая причина заставляет меня принимать вас у себя.

— Я явился, барон, узнать какой повод вы имели, чтобы в короткий промежуток времени согласиться на предложение моего друга и тотчас же написать ему письмо с отказом. И мало того, по слухам баронесса уже невеста другого. Что могло случиться за несколько часов времени?

Барон помолчал, потом поднял свои светлые, честные глаза на Квашнина и вымолвил:

— Вы не знаете этой причины? Полагаю, что вы должны ее знать, что вы знаете многое из того, что я узнал вдруг неожиданно.

— Если бы я знал, барон, то я бы и не явился вас спрашивать.

— Вы друг господина Шуйского?

— Точно так-с.

— Давнишний?

— Да-с.

— И вы не знаете, кто господин Шумский! Странно!

— Как кто! — удивляясь, отозвался Квашнин, — вы сами назвали его. — Шумский, флигель-адъютант, артиллерийский офицер, сын графа Аракчеева, — не прямой, но зато единственный и любимец. А так как граф Аракчеев всесильный сановник в государстве, то очевидно, что Шумскому предстоит быть по соизволению государя — графом Аракчеевым и наследовать все состояние отца.

— Все, что вы изволите говорить, — отозвался барон, — я тоже думал. Иначе я никогда бы не дал своего согласия… Но все это оказывается только одним — как бы это сказать — un mirage[33]… вы говорите по-французски?

— Нет-с, не говорю, — нетерпеливо отозвался Квашнин, — и слова этого не понимаю. Вранье — хотите вы сказать?

— Нет, не совсем вранье, a… un mirage. Все это так казалось. Может быть, и самому господину Шумскому все это казалось, и теперь даже кажется. Я почти уверен, что Шумский действительно не знает сам ничего и только, вероятно, теперь узнает то, что многие уже знают.

— Барон, я ничего не понимаю. Потрудитесь объясниться просто, а не загадками. Вы сами желали, чтобы беседа наша была короткая.

— Господин Шумский, — выговорил барон, как будто слегка вспылив, — неизвестно кто, и что, и откуда. Он не сын Аракчеева, а подкинутый младенец. Кто его отец и мать — никому неизвестно.

Квашнин только слегка сдвинул брови и, помолчав мгновение, ответил тихо:

— Это, барон, безобразная петербургская сплетня, вражеская клевета, про которую не стоит говорить. Кому же лучше знать — Аракчееву самому или нам с вами — кто Шумский? И каким образом человек в положении графа Аракчеева станет называть и даже станет любить чужого ребенка?

— Да поймите, — воскликнул барон, — что он сам обманут! Сам Аракчеев. Только две женщины знают, кто Шумский — любовница графа и какая-то нянька, которая даже была у меня в доме.

— Но позвольте, барон. Откуда все это дошло до вас?

— Мне передал все мой родственник, молодой человек, которого я очень люблю и за которого всегда думал отдать дочь.

— Фон Энзе? — произнес Квашнин.

— Да, фон Энзе.

— Где же он подобрал эту клевету?

— Он узнал все это от девушки, которая жила у нас, которую зовут Пашутой, и она же была у меня сегодня утром и мне подробно рассказала всю историю происхождения господина Шуйского. И неужели вы думаете, что я бы основал мое решение отказать принятому жениху, если бы не было у меня верных сведений?

— Но почему же, — возразил, улыбаясь, Квашнин, — крепостная девушка Аракчеева знает то, чего никто не знает?