Арарат

Пули с шипением впивались в воду. Снаряды поднимали водяные валы, которые накрывали плывущих и тянули их ко дну. Крайним напряжением всех сил пловцы боролись с двумя беспощадными стихиями.

Лишь трое бойцов из потопленной лодки не достигли берега.

* * *

После двух часов передышки бой разгорелся с новой силой. Рота Остужко вместе с другими, перебравшимися через пролив, получила задание не допускать фашистов к нашему берегу. Но противник все усиливал огонь, пытаясь прорваться под его прикрытием. На море уже показались немецкие транспорты.

Пока бойцы сосредоточенным огнем сдерживали противника, санитары спешно перебрасывали раненых в тыл. Обходя взводы, Остужко проверял позиции. Дойдя до отделения Гарсевана, он справился о потерях. Гарсеван только собирался поделиться своими опасениями за судьбу Аракела («Убит он или захвачен в плен?»), как неподалеку разорвался снаряд. Взрывная волна бросила Остужко наземь. Вскочив на ноги, он увидел, что Гарсеван, также лежавший на земле, привстал со стоном.

— Ранен, Гарсеван? Куда?

Гарсеван не отвечал.

— Что ж ты молчишь, Гарсеван? Отвечай! — крикнул Остужко, но в эту минуту заметил, что нога бойца в крови. Кивком он подозвал санитаров и обратился к Марфуше: — Вдвоем перебросьте в тыл: с таким богатырем в одиночку не справиться!

Марфуша быстро стянула сапог с ноги Гарсевана, старательно перевязала ему рану и обхватила его за плечи, чтобы помочь ему встать на ноги. Гарсеван мягко отвел ее руки, лег наземь, загнал диск в автомат и направил дуло в сторону врага. В эту минуту Остужко переспрашивал связного:

— Так, говоришь, утопили еще одну ихнюю лодку? Вот это хорошо!

— Снаряды кончились. Что делать?

— Пусть артиллеристы возьмут оружие убитых, продержатся, пока подбросим снаряды… Это еще что такое, Марфуша? Почему не выполняешь приказ?

— Разрешите остаться, товарищ Остужко, — вмешался Гарсеван. — Нога уже не болит, а руки целы. Не хочу уходить в тыл…

Командир одобрительно посмотрел на бойца.

Гарсеван прицельным огнем свалил в море еще нескольких фашистов. Разряжая очередную обойму, он поглядывал на Унана и думал: «Теперь я за двоих должен сражаться… Эх, Аракел…» И казалось Гарсевану, что Унан понимает его.

Бой все усиливался. Рядом с Гарсеваном разорвался еще один снаряд. Вихрем взметнулся песок. Гарсеван лежал на боку, голова и лицо его были покрыты песком.

— Гарсеван! — с тревогой окликнул Остужко.

Гарсеван чуть заметно шевельнул головой, открыл глаза. Остужко показалось, что Гарсеван не узнал его.

— Придется тебе пойти в тыл…

Гарсеван открыл рот, но язык не повиновался ему, и он безнадежно махнул рукой.

Он пытался приподняться, но не смог. Пришлось положить его на носилки, чтобы доставить в санбат. Расставаясь с ним, Остужко обнял и поцеловал его в лоб.

Обернувшись к стоявшему рядом с ним корреспонденту Совинформбюро, Остужко вкратце рассказал ему, как вел себя раненый боец.

По словам командира взвода, уже раненый, он уничтожил восемь гитлеровцев. Среди бойцов роты он известен под кличкой «младший брат Давида Сасунского».

Корреспондент посмотрел на лежавшего на носилках Гарсевана и задал ему несколько вопросов, но, не получив ответа, написал что-то на клочке бумаги и вложил в карман Гарсевану.

Над носилками Гарсевана склонился Унан:

— Поправляйся скорее, брат, трудно будет нам без тебя! Если приведется увидеть мать, ничего не говори ей об Айказе, пускай верит, что он жив…

Гарсеван легким кивком головы дал понять, что исполнит просьбу Унана, и с тоской посмотрел на него. Тот понял, о чем думает Гарсеван.

— Быть может, он и спасся. Ты уж скорей поправляйся!..

Гарсеван с горечью покачал головой.

Глава восьмая ГАРСЕВАН ДАНИЭЛЯН

Весть о подвиге Гарсевана прошла по всему фронту. Корреспондент Совинформбюро послал статью о Гарсеване и в московские и в ереванские газеты. Этот рассказ наполнил сердца его родных и друзей гордостью и одновременно тревогой: вернется ли к Гарсевану речь?

Тем временем армейский госпиталь посетил генерал Денисов. Накануне он получил письмо от Асканаза. Сообщая о действиях своего полка и дивизии, Асканаз со своей стороны просил написать ему об Алле Мартыновне и Оксане.

Когда Денисов беседовал с ранеными в госпитале, ему рассказали о Гарсеване.

— Что нужно для того, чтобы вернуть ему дар речи? — осведомился у главврача Денисов.

— Полный покой и перемена обстановки.

— Близость родных окажет положительное влияние?

— Несомненно.

В эту ночь большую группу раненых отправляли на самолетах в Баку, Тбилиси и Ереван. Денисов приказал отправить Гарсевана в Ереван.

— Будешь проходить лечение в Ереване, чтобы скорее вернуться и снова наводить страх на фашистов! — ласково сказал он, наклоняясь над койкой Гарсевана.

Гарсеван лишь пошевелил губами. На его глазах показались слезы.

— Ну, будь мужчиной, разве тебе подобает плакать? — подбодрил его Денисов.

* * *

Уже два дня Гарсеван лежал в отдельной палате одного из ереванских госпиталей. Раненая нога не внушала особого беспокойства врачам: рана должна была скоро затянуться. Заботила их потеря речи, никакого улучшения не было.