Арарат

Алла Мартыновна передала Остужко три чистых бланка с печатями немецкой комендатуры Краснополья, и Остужко изготовил из них три фальшивых пропуска с вымышленными именами для себя, Асканаза и Марфуши; для Марфуши — на имя мальчика-подростка.

Когда Асканаз зашел к Шеповалову перед уходом, комбат крепко пожал ему руку:

— Внуши Оксане, чтобы верила в нашу победу!

* * *

Дождь прошел, оставив после себя бесчисленные лужи. Группы пожилых женщин и мужчин с лопатами в руках расчищали тротуары и разгребали жидкую грязь. В числе работавших были Асканаз и Остужко, внешне ничем не отличавшиеся от жителей Краснополья. Однако из предосторожности они избегали вступать в разговоры и держались врозь. Незаметно для окружающих они добрались до домика, где жила Оксана. Убедившись, что кругом спокойно, Асканаз вошел в домик, а Остужко направился к бабушке Агриппине.

Оксана встретила Асканаза с нескрываемой радостью. Схватив за руку, она провела его в комнату.

— Ночью, при свете, я не смогла хорошенько разглядеть тебя, Асканаз Аракелович. Как ты изменился!.. Почернел, глаза ввалились. Ну, садись, садись… Миколу послала к соседям, — продолжала она, — там часто собираются дети. Я заставляю Миколу ходить туда — пусть развлекается. А Аллочка там…

Оксана указала на дверь, которая вела в чулан, служивший кухонькой. Оттуда был выход во двор.

Асканаз приоткрыл дверь. Сидя на скамейке, Аллочка заплетала волосы кукле. Асканаз приласкал девочку и дал ей плитку шоколада, совсем размякшую оттого, что он носил ее в кармане. Он не решился заговорить с ребенком, зная, как больно Оксане слышать заикание девочки.

Когда они вернулись в комнату, Оксана, понизив голос, таинственно сообщила:

— Я хочу порадовать тебя: час тому назад встретилась со связным Аллы в хлебной очереди. Это семидесятилетний старик, он занимается починкой обуви. Ты пойдешь к нему и возьмешь с собой вот эти старые башмаки… Остальное он знает..

Асканаз улыбнулся.

— Дорогая Оксана, я очень тронут… Благодарю тебя, но я уже видел Аллу…

— Ты видел Аллу?! — радостно воскликнула Оксана. — Говорил с нею, рассказывал ей про меня?

— Видел и рассказал. Да и пришел сюда с ее разрешения.

— Ой, как хорошо, что ты пришел! Ты знаешь, я всю ночь мучилась, думала о том, хорошо ли поступила, что просила прийти: а вдруг это принесет вред, а вдруг спасение Марфуши помешает вам?..

— Спасение Марфуши входит в нашу задачу! Каждый честный человек нужен родине, так что не волнуйся.

— Эх, я живу только воспоминаниями. Как хороша была та ночь, когда мы вместе любовались восходом солнца!.. Помнишь? Когда же вернутся прежние счастливые дни, когда?

Асканаз читал на лице Оксаны терзавшие ее мысли.

— Тогда мы были свободны и счастливы, — мягко сказал он. — А сейчас нужно действовать, чтобы вернуть эти дни.

— Ах, как хорошо было бы, Асканаз, если б ты всегда был с нами! Но нет, какие я глупости говорю… Да, я хотела спросить: может ли случиться, чтобы ты встретился с моим Павло? Если встретишь его, ради бога, не проговорись ему о болезни Аллочки! Он такой впечатлительный!

— Может быть, тебе удастся увидеть его даже раньше, чем мне, Оксана. Не вечно же будут сидеть в Краснополье фашисты.

— Если б скорей!.. Но ты спешишь, Асканаз? Погоди, выпей хотя бы стакан чаю.

— Ничего не надо, Оксана. Сейчас придет Остужко.

Глаза Оксаны наполнились слезами.

— Хотя бы с Аллой ничего не случилось. Ведь она совсем не бережет себя…

В дверь постучали.

— Скорей иди в чулан, к Аллочке, я узнаю, кто стучится… — шепнула Оксана.

Асканаз скользнул в чулан.

Оксана открыла входную дверь и отступила в смущении. В комнату вошел Василий Власович. Он протянул Оксане холодную руку и всмотрелся в ее лицо, залитое слезами.

— Что случилось? — быстро спросил он.

— Аллочка у меня прихворнула. Только что уложила ее в постель.

Весь разговор ясно доносился до Асканаза. Он шепнул Аллочке, чтоб она легла на скамейку и закрыла глаза, потому что так хочет мама.

Девочка покорно позволила укрыть себя тоненьким одеяльцем, лежавшим на скамейке.

— Ну, ну, у такой заботливой матери, как вы, ребенок долго болеть не будет, — приветливо отозвался Василий Власович. — Я уж там поговорил, с кем следует, чтобы вас ни на какую работу не вызывали. Хватит с вас забот о детях! Вот только молодежь плохо себя ведет: вчера ночью сбежали восемь девушек. Ну, куда они могли сбежать, интересно знать? Двоих уже поймали. Представьте себе, и Марфуша тоже сбежала… — При последних словах он испытующим взглядом окинул Оксану.

Сердце у Оксаны екнуло, но она не подала виду.

— Такие уж времена настали, что каждый только о себе думает. Никто не может отвечать за другого, — ответила она, сама удивляясь своей выдержке.

— Это, конечно, правильно. А все-таки нехорошо она поступила, неправильно! Но оставим это. А ведь я пришел к вам с радостной вестью…

В лице Оксаны не дрогнул ни один мускул.

— Что вы, какая для меня может быть радость? Девочка у меня заболела, я сама не своя…

— Ну, это временно, пройдет… — Тут Василий Власович осторожно огляделся: — Вы никого не ждете?

— Да кому я нужна?… Нет, я никого не жду.