Арбалетчики в Карфагене

А потом прибыли грозные римские послы, потребовали выдачи Ганнибала или хотя бы ареста и суда, полководец сбежал, и отрекаться Бостару стало, собственно, и не от чего. К армии у него никаких претензий не было, и её саму нужно было спасать от угрозы роспуска, которого требовали римляне. Ведь и сам сбежавший Ганнибал мог, в принципе, в любой момент вернуться и поднять военный мятеж. Бунт карфагенской черни не страшил ни римлян, ни проримских олигархов, но вот организованный армейский бунт, да ещё и во главе с прославленным полководцем… Но ведь никому в городе не хотелось и повторения Ливийской войны, начавшейся тоже с восстания распускаемых после Первой Пунической наёмников. А тут ведь ещё и Масинисса за кордоном только того и ждёт! Даже искренним сторонникам дружбы с Римом было понятно, что полный роспуск ветеранов Ганнибала — далеко не самое лучшее из всех возможных решений. Известных сторонников изгнанного полководца начали потихоньку удалять с командных постов, а то и вовсе перетасовывать между собой, и в процессе этих многочисленных перестановок молодой «одумавшийся» спейрарх как-то «случайно» вырос в хилиархи. Надо же, в конце концов, сыну большого и уважаемого человека и самому в люди выйти!

— Что всё-таки будет с армией? — спросил Бостар у Арунтия, который как член Совета Ста Четырёх был в курсе последних судьбоносных решений.

— Пытаемся отстоять, но тяжело. Римляне настаивают на её роспуске, и мы не в том положении, чтобы слишком уж препираться с ними в этом вопросе. Нам приходится согласиться на роспуск иностранных наёмников. Римляне говорят, что раньше у города не было гражданского ополчения, а теперь оно в Карфагене есть, и греческим полисам такого ополчения хватает за глаза. И что тут возразишь, когда это правда? Зашёл уже разговор с римлянами и о наших частных наёмных отрядах, но уж за них мы тут все упёрлись рогом. Объяснили им, что такое карфагенская чернь и что такое набранное из неё же ополчение, а сегодняшний инцидент как раз и наглядно продемонстрировал нашу правоту. Поэтому думаю, что наши частные дружины мы отстоим.

— А армию?

— Ну, растащим всех иноземцев по своим частным дружинам. Какая разница? Так, небольшие пертурбации. Сколько там сейчас осталось испанцев?

— Тысячи полторы.

— Ого! Немало! — присвистнул наш наниматель. — Я думал, меньше. Ну, если я поднапрягусь… Гм… Максим, ты сумеешь принять сотню?

— Ну… гм… Нехило! — я прихренел от неожиданности.

— Сотню настоящих испанских ветеранов Ганнибала! — разжевал мне тесть как малому ребёнку. — И я имею в виду не одного тебя, а всю вашу компанию. Прокормить только, а с жалованьем для них я вам помогу.

— Ну, поднапрягусь — придётся суметь.

— Сотню пеших и хотя бы десятка три конных, — дожал он меня. — А я выделю тебе четверть своего нумидийского табуна.

Ага, типа подсластил мне пилюлю!

— Это же отличные солдаты, Максим! — поддержал моего тестя и гость. — Ты уж точно не пожалеешь!

— Придётся осилить. Но — по моему выбору.

— Хочешь турдетан отобрать, да ещё и лучших?

— А чем плохи? Не такие сорвиголовы, как кельтиберы, зато самые вменяемые из всех. Учитывая непростые зигзаги предстоящей политики…

— Ха-ха! Политик! Так и говори тогда, что хочешь иметь войско, преданное тебе лично! Что я, не понимаю? А то — зигзаги, зигзаги…

— Так ведь лишним не будет, досточтимый. Нумидийцы нагрянут…

— Раз нужны — и без всяких нумидийцев отберёшь. Отказываю я тебе, что ли? Ну, политик! То-то Велия сразу глаз на тебя положила, ха-ха!

— Так я ж разве спорю, досточтимый?

— В общем, всех испанцев мы берём к себе, — резюмировал Арунтий. — Сколько в войске этрусков?

— Человек триста.

— Тоже беру. Тяжеловато, но беру.

— Две тысячи галлов.

— Тысячу наши друзья точно разберут, может и полторы. Оставшиеся полтысячи уж точно кто-нибудь да возьмёт.

— Пятьсот македонян с фракийцами.

— Этих с руками оторвут — я даже знаю, кто именно.

— Столько же примерно греков.

— И эти бесхозными не останутся. И тоже знаю, кто их приберёт.

— Ещё осталось примерно пятьсот италийцев — тех, которых нам удалось в своё время припрятать от выдачи римлянам…

— Вот с этими — плохо дело. Римляне прознали о невыданных им перебежчиках и настаивают на их немедленной выдаче.

— И как с ними быть?

— У нас их никто к себе не возьмёт. Масинисса? Тоже выдаст их по первому же требованию — он рад римлянам угодить. По малым городам распихать? И там найдут… И Птолемеи ссориться с Римом не рискнут, он им единственная защита от Антиоха…

— К гарамантам, — предложил я.

— А почему к ним?

— Масинисса же опасен не только нам, но и им. Он будет создавать правильное войско, и гарамантам против него понадобится такое же. А перед Римом угодничать им нет никакого резона. И людей от судилища и расправы спасём, и естественным союзникам против Масиниссы с военными инструкторами для их войска поможем. Сифаксу, правда, мало помогло, ну так у него только два центуриона его пехоту обучали, а у гарамантов это будут делать пять сотен. Каждому по десятку новобранцев дать — сразу легион обучат.

— Это мысль, — призадумался тесть. — Ну, политик!