Вышло же всё, как говорится, на пять с плюсом. Храм, намеченный для засады, был выбран тот, который будущая жертва и так периодически посещала для уединённой молитвы. Предварительно пришлось одурманить жрецов наркотой, дабы не путались под ногами и не видели лишнего, но это сделали другие люди, а мы с Бенатом и тремя нашими помощниками явились, можно сказать, на готовенькое. Вряд ли жрецы захотят признаться в том, что «приторчали» во время храмовой службы, и другого выхода, кроме как валить всё на божество, для них не просматривается никакого. Толпа преследователей тоже была подобрана тщательно — хоть и с бору по сосенке, зато ни одного случайного человека. О подстрекателях и говорить нечего — пару знакомых физиономий и я-то заметить успел, а уж эвакуировавшийся раньше меня напарник — и подавно. Грамотно нейтрализовали и охрану Козлёнка, свалив её глиняными ядрами из пращей. Кто докажет, что сработали балеарцы, а не коренные карфагеняне? Пытают сейчас не этих бедолаг, до следствия не доживших, а их начальника и его подручных, виновных в «преступной халатности». Через некоторое время даже до римлян дойдёт, что дело — «дутое», терзают и казнят невинных — ну, именно в этом по крайней мере невинных, и делают это исключительно в угоду им. И кончится это тем, что сами же римские послы придут в ужас и потребуют прекратить весь этот балаган, что и будет с удовольствием исполнено. Но внешне — с большой неохотой, исключительно по требованию римских послов, олицетворяющих собой волю уважаемых всеми сената и народа Рима.
На улице мой глушак здорово ослабил бы грохот выстрела, но вот в замкнутом пространстве храма… Никто не стрелял холостым из «макарова» в комнате? Наушники — они ведь западными стрелками в тирах не зря применяются. В общем — примерно то на то и вышло, вполне сойдя за раскат грома. Бедные мои ухи! Но уж Бенату — вспоминается не без злорадства — похлеще моего досталось, я-то ведь об этом эффекте знал, а для него он оказался сюрпризом. Матёрый вояка-кельтибер, успевший навидаться всякого, на сей раз перебздел не на шутку. Ну, зато потом ухи от ушной серы как следует прочистил, гы-гы! Так ухи у нас с ним у обоих бедные, а у меня ж ещё и руки! Обе — я ведь обеими руками пистоль держал, и один хрен отдача немилосердная. Слишком сильный вышибной заряд требуется для выстрела слишком уж тяжёлой продолговатой пулей. Я сперва надеялся, что богатая смесь и на основе селитры будет вполне надёжно срабатывать от удара, но эксперименты надежд не подтвердили. Нет, иногда срабатывало, но не столь прекрасно, как хотелось. Даже по доске не всякий раз выходило, а мне ж не по доске надо, мне надо по тяжёлому и тупому предмету куда мягче той доски. А по арбузу, например, или по той же тыкве сработало лишь один раз из десятка. Пришлось заморачиваться миниатюрным тёрочным ударником с парой кремешков, а там длина хода этого ударника требуется не такая уж и миниатюрная. А надо же ещё, чтоб пуля не кувыркалась, чтоб головкой с тем ударником в означенный тяжёлый и тупой предмет впечаталась, а это для той пули ещё и жопки стабилизирующей требует — ствол-то ведь у меня гладкий. И всё это — длина пули, а значит — вес. Ну и отдача при выстреле, соответственно, такая, что мне и деревянную часть агрегата переделывать пришлось — так, чтоб с обеих рук из него стрелять. И один хрен ощущеньица — сильно на любителя. Спасибо хоть, что стабильности срабатывания добиться в конце концов удалось, а заодно и от богатой смеси к нормальной вернуться, усилив тем самым заряд «фугаса». Заряд пули сработал в башке Козлёнка так, что труп его опознать можно теперь только по шмотью — разворотил добротно, от души, вдребезги. Как там в том бородатом анекдоте? «Разрывная», — подумал Штирлиц, пораскинув мозгами, — ага, в буквальном смысле! Прямо душа радуется, глядя на эту прекрасно выполненную работу — вот что значит технический прогресс! Увы, долго любоваться делом наших рук мы не могли — нужно было смываться, да побыстрее.
Такого эффекта в античном мире не знают абсолютно — как им тут не списать его на сверхъестественное? Так что по всем канонам выходит, что пострадал Козлёнок от гнева божества, а уж чем он там его так круто прогневил — это пускай в самом Совете Ста Четырёх и в римском сенате головы ломают. Головы у них там большие, надо полагать — умные, не наши солдатские бестолковки, умнее наших не на один шекель в день и даже не на статер, глядишь — эдак и путного чего надумают.
Обедали мы у Арунтия. Как и следовало ожидать, прислуживали нам за столом лишь самые доверенные из его рабов, да и приглашённый тестем гость явился закутанным — несмотря на жару — в плащ с капюшоном. А зачем в самом деле, спрашивается, молодому и перспективному хилиарху Бостару светиться открыто там, где его не должно быть?